Книга Код Майя: 2012 - Аманда Скотт

Через тысячи лиг снега и льда долетели обрывки голоса Нострадамуса, с трудом преодолевшего сопротивление яростного ветра.

— Вы должны заставить себя отправиться туда.

— Но куда? Я не знаю места, — ответил Оуэн.

— Место само вас позовет. Пусть впереди идет забота о вашем друге, а вы следуйте зову своего сердца.

К своему стыду, Оуэн совсем забыл о Фернандесе де Агиларе. Теперь он о нем вспомнил — лишившийся руки испанец лежал на мозаике, и жидкость в легких его убивала. Оуэн ощутил идущий от костра дым, неожиданно ставший более едким, прежний сладковатый привкус исчез.

Он чихнул. Наджакмал сказала:

— Пей и помни. Он заботится о тебе. Ты поставил на это свою жизнь. Думай и помни.

Оуэн вновь чихнул и увидел, как содрогнулись звезды на небесах.

«Думай».

Теперь он сказал это, обращаясь к самому себе, без помощи Наджакмал. С огромным усилием он поискал в своем разуме и обнаружил то, за что мог ухватиться; образ де Агилара, который сидел у мачты своего корабля, смотрел на рассвет Замы и предлагал ему дружбу без всяких обязательств или условий.

«Возможно, дело в том, что вы не хотите отягощать своих друзей таким знанием».

Тихий голос настиг Оуэна, преодолев пустоши, солнечный жар, морской ветер, хлопанье парусов и вкус морской соли на губах и раскачивающуюся под ногами палубу.

Постепенно качка ослабевала. Ветер становился более теплым, он уже не ранил кожу. Пронзительные крики далекой чайки приблизились, придя на смену боязливому зову коричневато-желтых совят, которые жили не в тундре северных оленей и не во влажных джунглях ночного ягуара Наджакмал.

Оуэн открыл глаза — только теперь он осознал, что все это время они были закрыты. Он находился в Англии; он понял это по запаху влажного дерна, тихому шелесту ветра и поскрипыванию дубов в лунном свете. Но окончательно в этом убедился по молчанию голубого камня, который наконец вернулся домой.

Он не знал, в какое место его привели. Со всех сторон Оуэна окружали вертикальные серые камни в полтора человеческих роста, которые отбрасывали узкие темные тени.

Они стояли перед земельной насыпью такой же длины, как ширина корабля де Агилара. В ее конце, напротив Оуэна находился вход с каменной перемычкой, за которым начинался туннель, охраняемый четырьмя камнями-часовыми и еще несколькими менее высокими и приземистыми, с острыми краями, покрытыми резными рунами, которые озарял лунный свет. Нечитаемые слова тихо шептали в ночи.

Земля была такой же; со всех сторон шли призрачные тропы, устремляющиеся к центру насыпи, находящейся внутри круга стоящих камней. Они издавали негромкие звенящие звуки, и Оуэна захватила паутина света, сплетенная луной; он чувствовал, как его влечет, хочет он того или нет, к прямоугольной темной пасти в насыпи.

Это была могила; он слышал вздохи людей, которые жили когда-то и сейчас находились поблизости.

Вновь закричала сова, только теперь громче и резче. Оуэн почувствовал, как побежали мурашки у него по спине от непонятной угрозы. Голубой камень ни о чем его не предупреждал, как делал это перед бурей, но чего-то ждал, затаив дыхание.

«А этому камню нужна ваша смерть?»

Сова прокричала в третий раз. Оуэн поднял голубой камень так, чтобы он отражал лунный свет и освещал ему дорогу.

Впервые он излучал цвета всех девяти человеческих рас, сплетенные так, чтобы они мерцали на поверхности воды или на льду высоко в горах, разделяясь и изменяясь, превращаясь в цвет, не имевший имени, но непостижимо бесценный.

Он перемещался вперед по дуге, словно перевернутая радуга, красный вдоль внутренней кромки и бриллиантово-белый снаружи. И вместе с этим прозрачным светом Седрик Оуэн вошел в склеп, открывшийся, чтобы его принять, и зашагал по туннелю вперед.

Мрак поглотил свет. Оуэн стоял у дальней стены склепа. Внутреннее помещение выглядело обширнее, чем ему показалось снаружи. Он ощущал, что его окружает камень. Макушкой и плечами он задевал стены и потолок туннеля. Если он вытягивал обе руки, то мог коснуться обеих стен. Вскоре его пальцы нащупали что-то металлическое — брошь или монету. Он потер предмет большим пальцем, чтобы очистить его от пыли и грязи, но не сумел разглядеть, что на нем написано. Оуэн бросил предмет в свою сумку и принялся искать углубление, в которое следовало поместить живой камень. Несмотря на то что его окружала смерть, он не чувствовал опасности.

Шум заставил Оуэна оглянуться; гул голосов, споры. Прижавшись спиной к стене склепа, он обнаружил там нишу и втиснулся в нее. Затем двумя руками прикрыл глазницы своего живого камня, чтобы испускаемый ими свет его не выдал.

В полнейшей темноте его глазам предстало диковинное зрелище. Мимо прошла причудливо одетая молодая женщина, говорившая на незнакомом Оуэну языке. Она приблизилась к дальнему концу склепа, огляделась по сторонам и, в свете своего фонаря, увидела углубление, в которое следовало уложить голубой череп.

Оуэн невольно ахнул.

Она повернулась, и он во второй раз не сумел сдержать крик — женщина, как младенца, прижимала к груди голубой камень, точную копию его собственного. В изогнутом зеркале черепа он увидел собственное отражение, только волосы у него были седыми. Он был так поражен — появлением камня и цветом своих волос, — что потерял дар речи.

Женщина посмотрела на него и нахмурилась. Он узнал в ней свою бабушку и понял, что также узнан. Теперь он уже был готов заговорить, но тут она обернулась и с тревогой посмотрела назад, а потом бегом устремилась к концу туннеля и опустилась на колени, чтобы уложить камень в углубление.

Оуэна охватила тревога, и он довольно громко сказал:

— Поторопись.

Пораженная женщина обернулась. Он потянулся вперед, чтобы помочь ей, как помогал другим. Но прежде чем его руки коснулись ее плоти, Оуэна окружил такой плотный туман, что он разом скрыл и женщину, и камень. Со стороны входа, откуда появился туман, послышался крик, за ним последовал оглушительный треск, подобный грому. Оуэн услышал сдавленный вопль, а потом стук падающего тела.

Оуэн не был уверен, что женщина сумела положить камень так, как требовалось. Ослепленный туманом, он ощупью двинулся к тому месту, где она только что находилась. Вскоре его пальцы отыскали углубление, и он уже собрался положить туда свой собственный камень, как у него на глазах происходило восемь раз, но тут ощутил предупреждающие покалывания на коже.

Оуэн обернулся. И уловил легкий сквозняк с левой стороны. Там, в темноте, где прежде находилась сплошная стена, теперь появилось открытое пространство. В его центре лежал на мозаике Фернандес де Агилар, озаренный пламенем гаснущего костра. От него исходил так хорошо знакомый запах гниющих легких. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди. В носу пузырилась кровавая пена.

— Фернандес?

Оуэн опустился на колени, чтобы пощупать трепещущий пульс. За последнее время он успел возненавидеть это движение.