Книга Тщательная работа - Пьер Леметр

— Ну, — спросила Элизабет, улыбаясь, — скоро будете папой?

Камиль еще не совсем пришел в себя. Он бродил из спальни в гостиную, совершенно беспорядочно пытаясь собрать вещи, которые тут же терял.

— Я помогу вам, — предложила Элизабет, которой Луи ободряюще подмигнул, прежде чем спуститься на улицу.

Методичная и организованная, она без труда нашла маленький чемодан, который Ирэн приготовила давным-давно и где лежало все, что могло ей понадобиться в клинике. Камиль был удивлен, увидев его, хотя Ирэн наверняка показывала мужу, где он стоит, на случай если…

Элизабет проверила содержимое чемоданчика, потом, задав несколько вопросов Камилю, чтобы лучше ориентироваться в квартире, добавила еще две-три вещи:

— Вот, я думаю, все готово.

— Пфффф… — выдохнул Камиль, сидя на диване. Он смотрел на Элизабет с признательностью и неловко улыбался. — Очень любезно… — выговорил наконец Камиль. — Я отнесу ей все это…

— Может, Элизабет сама отвезет?.. — рискнул предложить Луи, поднявшийся в квартиру с почтой.

Все трое в молчании смотрели на конверт, который он держал в руках.

4

Дорогой Камиль,

какое удовольствие вы мне вновь доставили вашим объявлением!

«Другие ваши произведения…» — спрашиваете вы. Я ожидал большей тонкости с вашей стороны. Заметьте, я совершенно не в обиде на вас: каждый делает что может. И никто бы не сделал больше вас.

Но послушайте, ваше последнее объявление шито белыми нитками. Какая наивность!

Договоримся не трогать больше эту тему. Я расскажу вам о делах, которые уже стали известны, но приберегу сюрпризы, иначе… иначе в чем же будет удовольствие? Потому что они вас еще ждут, сюрпризы!

Итак, Глазго. О нем вы меня еще не спрашивали, хотя я знаю, что вопрос так и рвется у вас с языка. Здесь все было непросто. Гениальный роман Макилвенни содержит главный перечень деталей этого дела, элегантность которого вам предстоит оценить. Книга основана на реальном происшествии и к нему же возвращается. Я люблю эти идеальные витки спирали, которые столь идеально связывают литературу и жизнь.

Я заметил малышку Грейс Хобсон у входа в ночной клуб, рядом с которым припарковал арендованную машину. Мой выбор сразу пал на нее. Со своим личиком вчерашнего ребенка, бедрами еще худыми, но уже предвещающими тяжеловесность тридцатилетней — она была воплощением этого волнующего ностальгического города. Было уже поздно, и улицы давно обезлюдели, когда я вдруг увидел, как она выскочила одна на тротуар, встревоженная и взволнованная. Я и не мечтал о такой удаче. Я предполагал следить за ней, установить маршруты и привычки, потом похитить… я не собирался слишком долго оставаться в Глазго и не надеялся, что она сама попадется мне в руки. Я немедленно вышел из машины с картой Глазго в руке и на английском, который специально коверкал мило и неловко, спросил у нее придуманную дорогу. И смущенно улыбался. Мы стояли прямо у входа в клуб, и мне не хотелось там задерживаться. Поэтому, слушая ее и хмуря брови, как если бы внимательно следил за объяснениями, сложными из-за слишком беглого для меня английского, я направлял ее к машине. Мы положили карту на капот. Я сказал, что мне нужно достать карандаш из бардачка. Оставил дверцу открытой. Внезапно, прижав ее очень крепко к себе, я приложил к ее лицу тряпку, обильно смоченную хлороформом, и через несколько минут мы спокойно катили вместе по пустынному городу — я, который осторожно вел машину, и она, спокойно и доверчиво спящая. Я сделал то, что не предполагал делать. Я изнасиловал ее прямо в машине на заднем сиденье. Она мгновенно проснулась, когда я проник в нее, как и описано в книге. Мне пришлось усыпить ее снова. Я задушил ее в тот самый момент, когда еще был в ней. Мы были едины в оргазме и в смерти — а вы и я, мы знаем, что речь идет об одном и том же.

Мне пришлось заехать к себе в гостиницу, чтобы забрать необходимый инвентарь. Ее трусики я взял с собой.

Ваши шотландские коллеги наверняка показали вам фотографии той сцены, которую я выстроил в Келвингроув-парке. Мне не хотелось бы изображать ложную скромность, но смею надеяться, что Уильям Макилвенни, который живет в Глазго, чувствовал за меня гордость, равную тому восхищению, которое я к нему питаю.

«Лэйдлоу» — мое первое произведение, которое я решил подписать. Просто до этого ни одна полиция не способна была понять хоть что-то в моей работе, и я устал. Я знал, что следовало навести кого-нибудь на след, нужен был отличительный знак, позволяющий связать моего «Лэйдлоу» с другими моими работами. Я перебрал в уме множество различных способов. Решение в виде отпечатка на теле показалось мне наиболее приемлемым. На самом деле, тогда я уже замыслил, хотя и не чувствовал себя вполне готовым, поработать над текстом Эллиса, в котором отпечаток нанесен так явно. Оставив отличительный знак, подпись, я надеялся, что если уж не полицейские, которые — за исключением вас, Камиль, — все поголовно тупые скоты, то эстеты, истинные любители, смогут ознакомиться с работой, которую я на себя взвалил, и оценить ее по достоинству. И потом, этот отпечаток на большом пальце ноги малышки Хобсон ничем не нарушал ту изумительную картину, которой мне удалось добиться в парке Келвингроув. Все там было идеально на своем месте. Думаю, что сделать лучше было невозможно.

Я знаю, что вы нашли также замечательную книгу наших шведов. «Розанна» повергла меня в настоящий шок, знаете ли. Потом я постарался прочесть другие сочинения этого дуэта. Увы, ни одно из них не доставило мне того поистине волшебного наслаждения, как первое.

От чего зависит магия книги? Вот еще одна великая тайна… Этот роман неподвижен, как воды канала Урк, в нем мало что происходит. Он весь соткан из бесконечного терпения. Мартин Бек, детектив, представляется мне человеком угрюмым и привлекательным, он так далек от жалких частных сыщиков большинства американских авторов, как и от пошлых умничающих следователей подавляющего большинства авторов французских.

Разумеется, переписать «Розанну» на французский манер, как это сделал я, было делом немыслимым, настоящим вызовом. Декорации следовало перенести с достоверностью, которая позволила бы ощутить саму атмосферу оригинала в его подобии. В этом отношении я не поскупился на средства.

И представьте, Камиль, мою радость, я бы даже сказал, ликование, когда в то утро 24 августа, стоя среди других зевак над шлюзом канала, я увидел, как черпак разворачивается к нам, словно поднимается театральный занавес, увидел, как человек рядом со мной, облокотившийся о перила, вскрикивает: «Смотри, там же баба какая-то!..» Новость облетела маленькую группу, как вспышка пороха.

Моя юная исполнительница… Я уверен, вы заметили, насколько ее физические данные совпадают с портретом Розанны, даже несколько тяжеловесное и неизящное тело, даже тонкие лодыжки и запястья.

Шевалль & Валё оставили без уточнений то, как именно умерла Розанна. Максимум, что можно вынести: «смерть жертвы наступила в результате удушения, сопровождаемого сексуальным насилием». Нам сообщается, что убийца «действовал грубо. Отмечены признаки извращений». Описание предоставляло мне значительную свободу действий. Но в одном авторы категоричны: «Крови было немного». Вот с этим мне и предстояло разобраться. Больше всего озадачивал, конечно, отрывок, где уточнялось: «Не исключено, что она подверглась членовредительству после смерти. Или, как минимум, пока была без сознания. В данных вскрытия есть детали, которые оправдывают подобное предположение».