Книга Судьбе наперекор - Лилия Лукина

— Ну вот и все, а вы боялись,— я поднялась, пошла к двери, но приостановилась и попросила: — Вы разрешите один вопрос личного порядка? — он кивнул.— Что вы едите? Дело в том, что мои родители в деревне кабанчиков откармливают, но таких впечатляющих результатов добиться так и не смогли. Откройте секрет, как вы смогли такой вес набрать? — глядя на то, как он прямо на глазах багровеет, я испугалась, не хватил бы его удар, и, лучезарно улыбнувшись, поспешила добавить: — Понимаю — понимаю! Фамильный секрет!

Выйдя из банка, я отправилась на завод, по дороге размышляя, как бы мне подъехать к господину Кондратьеву. Видимо, придется идти официальным путем — послать письмо с уверениями в совершеннейшем почтении и так далее. Интуиция мне подсказывала, что банк получил предложение продать свои акции, но они почему-то не хотят об этом говорить. У меня оставался еще «Якорь». Надо съездить туда и поговорить с директором, решила я, может, ситуация и прояснится. Но, поскольку он человек Наумова, то для пущей важности надо прихватить Малыша с Карлсоном.

Парни сидели в машине около завода и слушали то, что у современной молодежи считается музыкой — стреляла б таких композиторов!

— Ребята,— сказала я, подойдя к «Мерседесу» и тщетно пытаясь перекричать доносившийся из машины грохот, хорошо, что они меня увидели и убавили звук.— Меняйте приятное занятие на полезное,— и в ответ на их недоуменные взгляды объяснила: — Поехали в «Якорь».

Директором там оказался молодой парень, который, как я и ожидала, увидев мою охрану, тут же проникся и охотно рассказал, что «Доверие» действительно просило его продать акции.

— А ты что? — спросила я.

— А че я? Сказал Гадю... — но он тут же поправился.— То есть Николаю Сергеевичу.

— А он что? — вытягивала из него я чуть ли не клещами.

— Велел послать,— он пожал плечами.

— А ты?

— Послал, конечно,— он снова пожал плечами.

— Ясно. Куда, не спрашиваю,— я повернулась к ребятам.— Поехали на завод.

В кабинете Семеныча меня действительно ждал почти непочатый термос кофе, за который я радостно ухватилась.

— Ну, хвались, Елена, чего надумала,— потребовал Солдатов.— А то кофе отберу.

— А ничего нового. Получилось у меня, уважаемые, то же самое, что я уже говорила — все дело в заводе и в акциях. Все личные мотивы можно смело отметать. Мое твердое убеждение, что за всей этой историей стоит «Доверие», которое не мытьем, так катанием собирает блокирующий пакет. Тимошенко молчит, но чую я, что предложение продать акции он получил, так же, как и директор «Якоря». А, исходя из того, что все убийства произошли накануне собрания акционеров, уготовленное заводу будущее чем-то «Доверие» не устраивает. Нужно будет послать в Москву в банк письмо, чтобы уж точно убедиться в том, что «Доверие» к ним обращалось.

— Логично,— согласился со мной Михаил.— Только зачем «Доверию» завод? Что оно с ним делать будет?

— Спроси, что попроще,— попросила я.— И вот что, друзья мои, не верю я, что у Сергеева к заводу какой-то интерес есть. Просто попросил его кто-то «Доверию» «крышу» дать. Но Филина сейчас в Баратове нет, не узнать у него ничего. Надо ждать, когда вернется,— задумчиво сказала я.— Но, вообще-то, до декабря время терпит.

— Так ты что? — округлившиеся глаза Пончика смотрели на меня откуда-то чуть ли не с затылка — так он был потрясен.— Ты что, с ним встретиться собираешься?

— Не знаю... Как пойдет... Но мне пообещали поговорить с ним.

— Кто? Панфилов? — перебил меня Семеныч.

— Ну какая тебе разница, кто именно? —я пожала плечами.

— Лена,— умильно глядя на меня, попросил Солдатов.— Когда этот завод гавкнется, возьми меня к себе помощником.

— Да ладно тебе издеваться! — огрызнулась я.— Давайте лучше думать, как нам об этой компании сведения собрать. Была у меня мысль с Самойловым встретиться, но мне категорически запретили к нему даже близко подходить. Хоть вы мне расскажите, что он собой представляет. Я же его даже в глаза никогда не видела.

— Счастья своего ты не понимаешь! — совершенно серьезно сказал Пончик.— Ты, если соберешься с ним встретиться, запасайся этими новомодными таблетками от тошноты. Ручаюсь — пригодятся.

— Уговорил,— согласилась я.— Буду смотреть в сторону. Миша,— я повернулась к Чарову,— попробуй по своим каналам выяснить хотя бы, куда этот Самойлов звонит, факсы отправляет, может, и в компьютер к нему, смогут влезт... Если он специально из Москвы в Баратов приехал, значит, он перед кем-то там отчитываться должен.

— Попробую,— пообещал Михаил.— Ведь, если мы узнаем, кто этого Самойлова из первопрестольной за ниточки дергает, то, глядишь, и до мотивов доберемся.

— Вот и я о том же. А пока давайте сочинять письмо султану, в смысле Кондратьеву. Я думаю, не имеет смысла скрывать, что вся богдановская семейка не своей смертью померла, может, он от страха пооткровенней станет.

— Ох, Лена! Спесь ты московскую не знаешь... — вздохнул Солдатов.— Они же там себя черт знает кем считают, словно на другой планете живут. Погоди-погоди,— и он полез куда-то в стол.— Тут у меня рекламный проспект их банка был, так там фотография этого Кондратьева чуть ли не в полный рост. Вот,— и он вынырнул с журналом в руке и развернул его на середине.— Смотри.

Картина была впечатляющая: с первого взгляда указанный господин казался не просто интересным, а очень красивым мужчиной, но выражение его надменного лица, полуприкрытых глаз настолько откровенно говорило о том, что всех вокруг он считает крайне недалеким быдлом, не стоящим его даже презрительного внимания, что со второго взгляда его уже нельзя было воспринимать иначе, как урода.

— Этот господинчик,— продолжал Солдатов,— в свое время в «Памире» подвязался. Помнишь такую финансовую пирамиду? — я кивнула.— Вот там-то он себе первоначальный капиталец и сколотил. Ободрал людей, как липку, и на чужом несчастье поднялся. На, грубо говоря, ворованные деньги банк создал и теперь уже, футы-нуты, солидный банкир, а не вор, которым по сути своей является.

— Ну, тогда понятно почему у него такая высокомерная морда,— глядя на эту фотографию, сказала я.— Знаете, он же все равно не поверит, что из председателя совета директоров получается точно такой же труп, как и из бомжа, так что черт с ним. Не надо его ни о чем предупреждать, не снизойдет он до нас,— я посмотрела на Чарова.— Слушай, позвони-ка ты снова Никитину. Может, он свяжется с Тимошенко. Нам ведь важно выяснить точно только одно — было предложение продать акции или нет.

Михаил молча взял телефон и стал набирать номер, а Солдатов тем временем наклонился ко мне и тихонько спросил:

— Так это все-таки Панфилов обещал с Филином переговорить?

— Семеныч, ты любопытен, как женщина,— я укоризненно покачала головой.— Я отвечу, если ты мне объяснишь, почему это тебя так интересует.

— Я, Лена, любопытен, как старый опер. А спрашиваю потому, что Панфилову Филин точно все расскажет. Тот же его много лет назад, когда Гришка еще некоронованный был, из-под «вышки» выдернул. Давно это дело было,— начал вспоминать он.— Гришку взяли за разбой. А в то время в Управе несколько «висяков» было по «мокрым» делам, вот и решили их на Гришку списать — он-то уже неоднократно судимый был и срок ему светил серьезный, а уж, если еще и эти трупы ему приплюсовать, то «вышка» точно ему светила, к бабке не ходи. Дело Панфилов вел, вот он и уперся: «Не Сергеева это,— говорит,— рук дело. Ему своего девать некуда и лишнего не надо. Пусть получает, что заслужил, но не больше». Так и отбил. Так что Филин Пану жизнью обязан, и поэтому...