Книга Шопоголик и сестра - Софи Кинселла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С удовольствием выпью чашечку, — сбивчиво бормочу я. — Огромное вам спасибо.
Неожиданный спаситель ведет меня через площадь, мои чемоданы он несет, точно это перышки, а я тащусь позади с громоздкой коробкой.
— Кстати, я Джим, бросает он через плечо.
— А меня зовут Бекки, — представляюсь я и звучно шмыгаю носом. — Вы очень любезны. В Лондоне я как раз собиралась выпить чаю, но у меня закончилось молоко. Вот так я и очутилась здесь.
— Далековато ты заехала за чашкой чаю, — сухо замечает он.
Я вдруг понимаю, что еще сегодня утром была дома. А кажется, будто миллион лет назад.
— Ну, у нас здесь молоко никогда не переводится, — добавляет Джим и сворачивает к коттеджу, над дверями которого красуется вывеска «Магазин Скалли». Мы входим в дом под звон колокольчика, где-то во дворе лает собака.
Я с интересом оглядываюсь.
— О-о! Так это магазин!
— Не просто какой-то там магазин, а первый и единственный в деревне, — гордо поправляет меня Джим, ставит на пол чемоданы, сгоняет меня с коврика, и колокольчик перестает звонить. — Наша семья владеет им уже пятьдесят пять лет.
— Ого!
Я изучаю уютное заведение. Полки со свежим хлебом, консервами, аккуратно расставленными пакетами и коробками, конфетами в банках, целая выставка открыток и подарков.
— Как здесь чудесно! Значит, вы — мистер Скалли?
Джим отвечает мне каким-то странным взглядом.
— Детка, Скалли — так называется наша деревня.
— Ах да. — Я вспыхиваю. — Совсем забыла.
— Моя фамилия Смит. Да уж, чашка чаю тебе не повредит. Келли! — зовет он, и в магазине появляется девчушка лет тринадцати — худенькая, с жидким хвостиком, старательно накрашенными глазами и журналом «Эль» в руках.
— Папа, я честно сидела в магазине, — сразу начинает оправдываться она. — Только на минутку отошла наверх.
— Ладно, ладно, детка. Приготовь-ка чаю нашей гостье. Она немного… не в себе.
— Сейчас.
С жадным любопытством глянув на меня, Келли снова исчезает в глубине дома. А до меня вдруг доходит: наверное, выгляжу я чучело чучелом.
— Может, присядешь? — предлагает мне Джим и придвигает стул.
— Спасибо, — говорю я благодарно, избавляюсь от шляпной картонки и шарю в «ангельской сумочке» в поисках косметички.
Открываю пудреницу, смотрю на себя в зеркало — мама родная, впервые вижу такую страшилу. Нос багровый, глаза красные, подводка вокруг глаз размазалась, и теперь я похожа на панду, а бирюзовые тени «блеск 24 часа» непонятным образом растеклись по щекам.
Торопливо нахожу очищающую салфетку и стираю все это безобразие, а когда лицо становится чистым и розовым, печально смотрю на себя в зеркало. Внутренний голос подсказывает, что заново краситься не стоит. И вообще, зачем мне макияж? Какой в нем прок, если мой брак распался?
— Вот, возьмите. — На прилавке появляется дымящаяся кружка, Келли пристально наблюдает за мной.
— Спасибо… Ты меня спасла.
— Да ладно, что там, — смущается Келли, а я делаю первый глоток. Господи, и вправду чай — лучшее средство от всех бед. — А это… — Келли пожирает круглыми, как блюдца, глазами мою сумочку, — это настоящая «ангельская сумочка»?
Внутри у меня все вздрагивает от боли, но я прячу ее под слабой улыбкой.
— Да, настоящая.
— Пап, у нее «ангельская сумочка»! — кричит Келли Джиму, который выгружает из коробки пакеты с сахаром. — Про такие писали в «Гламуре» — помнишь, я тебе рассказывала? — Глаза у нее сияют от восторга. — Мечта каждой кинозвезды! В «Харродзе» такую не достать! А вы свою где взяли?
— В Милане, — помолчав, признаюсь я.
— В Милане! — ахает Келли. — Круто! — Она переводит взгляд на содержимое моей косметички. — А это блеск для губ «Стайла»?
— Ага…
— У Эмили Мастере тоже есть такой, — завистливо говорит Келли. — Корчит из себя неизвестно кого.
Я смотрю на ее разгоревшиеся глаза и румяные щеки, и вдруг мне страстно хочется обратно, в мои тринадцать лет. Хочется тратить карманные деньги, бегая в субботу по магазинам. И ни о чем не беспокоиться, кроме домашнего задания по биологии. Да еще гадать, нравлюсь я Джеймсу Фуллертону или нет.
— Послушай… возьми, — предлагаю я и вытаскиваю из сумочки новенький блеск «Стайла» с ароматом грейпфрута. — Я все равно им не пользуюсь.
— Да-а? — потрясенно выговаривает Келли. — Точно?
— А крем-румяна тебе нравятся? — спрашиваю я и протягиваю футляр. — Правда, тебе они без надобности…
— Класс!
— Стоп, стоп, — вмешивается подошедший к нам Джим и укоризненно качает головой. — Келли, перестань клянчить у нашей гостьи косметику. Отдай-ка все обратно, детка.
— Она сама предложила, папа! — Нежную кожу Келли заливает краска. — Ничего я не клянчила, и вообще…
— Джим, пожалуйста, разрешите Келли взять всю эту ерунду. Мне она не нужна. — Я смущенно смеюсь. — Я и купила-то все это только для того, чтобы потратить восемьдесят фунтов — за это давали бесплатные духи…
И я опять рыдаю. Господи, Джесс права.
Я чокнулась.
— Эй, что с вами? ~ тревожится Келли. — Если что, так возьмите обратно…
— Все в порядке, — вымученно улыбаюсь я. — Просто… вспомнила кое-что…
Промокаю глаза салфеткой, встаю и подхожу к витрине. Надо бы запастись сувенирами, раз уж я здесь. Выбираю стойку для курительных трубок в подарок папе и расписной деревянный поднос — маме. Я уже облюбовала вид озера Уиндермир в стеклянном шаре — для Дженис, когда увидела в окно, что у магазина стоят две женщины. К ним присоединяется третья.
— Чего они ждут? — озадаченно спрашиваю я.
Джим смотрит на часы и указывает на табличку «Сегодняшний хлеб за полцены»:
— Вот чего.
В магазин разом вваливаются все три покупательницы.
— Мне две плюшки, Джим, — говорит первая, с густой сединой в волосах и в бежевом макинтоше. — А уцененных круассанов нет?
— Сегодня нет, — отвечает Джим. — Только за полную стоимость.
— Да?… — Она на минуту задумывается. — Нет, не возьму.
— Мне, пожалуйста, три большие булки из цельной муки, — щебечет женщина, голова которой повязана зеленым шарфом. — А это кто? — Она указывает на меня большим пальцем. — Я видела, как вы плакали на площади. Вы туристка?
— Вечно они теряются, отстают от своих, — отзывается первая. — Вы 'в каком отеле остановились, милочка? По-английски понимаете? Спике инглезе?
— На датчанку похожа, — со знанием дела определяет третья. — Кто-нибудь знает датский?