Книга Зеркальщик - Филипп Ванденберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мой кормчий Джованелли и ди Кадоре? — Эдита опустилась на стул и нетерпеливо взглянула на короля нищих.
Капитано кивнул и продолжил:
— Когда в разговоре они упомянули ваше имя, я тут же навострил уши. И хотя моя миска давно уже опустела, я продолжал сидеть, не переставая прислушиваться к разговору двух мужчин.
— Давай ближе к делу! О чем они говорили?
— О деньгах, о больших деньгах. Ди Кадоре предложил кормчему сотню золотых дукатов, за это Джованелли должен был убедить вас в том, что унаследованные корабли стары и уже не могут выходить в море. Он должен был прояснить для вас тот факт, что возможности найти покупателя для таких старых кораблей почти нет.
— Ты лжешь, Капитано!
— Я не лгу, донна Эдита! Зачем мне это делать?
Возникла долгая пауза, во время которой Эдита размышляла над тем, какую выгоду мог получить король нищих, обманув ее. Можно ли доверять этому человеку? Конечно, он помог ей в беде, но что ей известно о нем? Эдита поняла, что богатство мешает отличать друзей от врагов.
— Почему ты мне все это рассказываешь? — спросила она наконец.
Никколо шумно вздохнул, как норовистый конь, и ответил:
— Ах, если бы с таким же недоверием вы относились к своему кормчему, Эдита! С какой стати? Почему? Ну, в конце концов, когда-то вы были одной из нас, пусть и недолго. И не стану скрывать — если мое наблюдение окажется полезным — мне не помешало бы небольшое вознаграждение.
Искренность короля нищих понравилась Эдите.
— Ты получишь его.
Никколо смущенно кивнул.
— Ну, вы же знаете, каково это. На пороге зима, нужны теплые вещи, хорошая еда и, если возможно, крыша над головой. Но я не жалуюсь. Я ни в чем не нуждаюсь.
Это прозвучало несколько парадоксально из уст нищего, но не удивило. Эдита достаточно хорошо знала Капитано, чтобы судить о серьезности его слов. Она не припоминала, чтобы он жаловался когда-либо в то время, когда она была нищей; напротив, Никколо для каждого находил доброе слово, и дочь зеркальщика не была исключением.
— Отчего ты такой довольный? — поинтересовалась Эдита. — Другие люди в твоем возрасте сажают капусту, кормят курей, отращивают бороды и наслаждаются заработанным. Ты же живешь одним днем, твой дом — улицы и площади этого города, и тем не менее ты выглядишь счастливее, чем большинство людей.
— Точно! — ухмыльнувшись, ответил Никколо, но уже в следующее мгновение лицо его омрачилось, и он продолжил: — Нужно пасть достаточно низко, чтобы понять, что каждый новый день есть дар Божий.
— Ты никогда не рассказывал о своем прошлом, — внезапно сказала Эдита. — Ты ведь не родился нищим, Капитано?
Никколо отмахнулся, словно не желая об этом говорить, но Эдита не отступала, и ей удалось узнать, что Капитано много лет работал в арсеналах, пока не насобирал достаточно денег для своего собственного корабля — прекрасной каравеллы. Корабль носил имя «Фиона», в честь его жены, сопровождавшей Никколо во всех путешествиях и готовившей еду для команды. Она продолжала это делать даже тогда, когда родила ребенка. Дело спорилось. По поручению республики Никколо предпринимал длительные поездки во Фландрию, Испанию и Египет, подумывал о том, чтобы купить второй, а там и третий корабль. И тут судьба нанесла безжалостный удар. По пути в Палермо «Фиона» дала течь. Все попытки заткнуть дыру не увенчались успехом, и каравелла внезапно накренилась. Груз, три сотни мешков соли, скатился на одну сторону, и корабль перевернулся. Некоторое время он лежал вверх килем и наконец затонул.
Эдита впервые видела, чтобы король нищих, обычно спокойный и уверенный в себе, выглядел подавленным. Его движения казались неловкими, в уголках рта стали заметны горькие морщинки и небольшое подрагивание, словно он боролся со слезами. Но Никколо не плакал. Он сказал с каменным лицом:
— Я один выжил. Моя жена, мой ребенок, вся моя команда погибли. Мне удалось ухватиться за балку. Когда корабль шел ко дну килем вверх, я увидел пробоину, из-за которой мы погибли. Она нарочно была проделана так, чтобы увеличиваться после попадания воды.
— Тебе удалось узнать, чьих это рук дело?
Король нищих пожал плечами.
— Речь может идти только о ком-то из крупных судовладельцев — Доербеке, ди Кадоре, да всех не упомнишь, которым не нужен был конкурент в моем лице.
— А ты никогда не пробовал найти того, кто за этим стоял?
Капитано горько рассмеялся.
— Венецианские судовладельцы все в сговоре. Они ворочают всеми крупными сделками и диктуют цены, какие им только вздумается. В Венеции владеть одним кораблем значит подписать себе смертный приговор.
— А семью кораблями?
— Это в любом случае лучше, чем один. Но если вам жизнь дорога, все же лучше подумать о том, чтобы расстаться с кораблями, за разумные деньги, конечно же.
— Какую цену ты называешь разумной, Капитано? Никколо задумался.
— Три сотни золотых дукатов. За один корабль, разумеется. Получается две тысячи дукатов за весь флот. Не много найдется на него покупателей…
Эдите не пришлось долго ждать подтверждения слов нищего. Уже на следующий день пришел кормчий Джованелли — на лице его читалась озабоченность — и сообщил, что флот Доербеков, некогда приносивший огромные прибыли, уже ничегошеньки не стоит. Мол, корабли старые, перегруженные и затраты на них больше, чем прибыль от них. В доказательство этого он разложил перед хозяйкой бумаги, где были расписаны приход и расход, и цифры вроде бы подтверждали его слова.
Эдита сделала вид, что прислушалась к словам Джованелли, и спросила:
— Вы же знаете, кормчий, я вам доверяю. Как бы вы поступили на моем месте?
Джованелли притворился, что задумался, но выражение его лица выдавало живейшее волнение. Наконец он ответил:
— Донна Эдита, сейчас настали тяжелые времена для венецианских кораблей. На востоке нас подкарауливают турки, на западе — испанцы, нужны быстрые и маневренные суда, которые при случае выдержат попадание пушечного ядра. Суда Доербека медлительны, неповоротливы и потрепаны множеством штормов. Я даже не уверен в том, что они переживут зимнее плавание в Константинополь. На вашем месте я продал бы весь флот — конечно, если найдется покупатель.
Эдита притворилась, что очень обеспокоена.
— Кто же станет покупать старые, прогнившие суда, которые ни к чему не пригодны? Их остается только сжечь. Да, наверное, нам стоит прекратить заниматься торговым мореплаванием и сжечь парусники.
Такой поворот событий настолько озадачил Джованелли, что он бросился к Эдите, сложил руки на груди и взмолился:
— Не делайте этого, донна Эдита! Ведь ваши суда еще вполне сгодятся для прибрежного судоходства. Нужно только найти покупателя. Может быть, судовладельца, который занимается перевозками в Далмацию.