Книга Сплошные проблемы и неприятности - Ли Чайлд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это третий вопрос?
— Да.
— Что именно вас интересует?
— Расскажите в общих чертах, как все организовано. Я никогда не работал в электронной промышленности.
— Это ручная сборка, — ответила Бонд. — В стерильных помещениях женщины в специальных шапочках работают у лабораторных столов, используя увеличительные стекла и паяльники.
— Медленно, — уточнил Ричер.
— Естественно. Дюжина изделий в день вместо сотен или тысяч.
— Дюжина?
— Это средняя цифра. Девять, десять, двенадцать или тринадцать единиц в день.
— Когда начала работать стендовая сборка?
— Это четвертый вопрос?
— Да.
— Стендовая сборка началась семь месяцев назад.
— И как она проходит?
— Это пятый вопрос?
— Нет, уточнение.
— В первые три месяца все шло хорошо. Ракеты попадали в цель.
— Шесть дней в неделю, верно?
— Да.
— А когда они столкнулись с проблемами?
— Около четырех месяцев назад.
— Какого рода проблемы?
— Это последний вопрос?
— Нет, я все еще уточняю.
— После сборки делается тестирование изделий. И с каждым разом процент брака увеличивался.
— Кто производит тестирование?
— У них есть директор по контролю за качеством.
— Независимый?
— Нет. Сначала он был главным инженером проекта. На данной стадии только он способен производить тестирование, потому что лишь ему известно, как изделия должны работать.
— Что происходит с бракованными изделиями?
— Они уничтожаются.
Ричер замолчал.
— Теперь мне действительно пора ехать, — сказала Диана Бонд.
— Последний вопрос, — остановил ее Ричер. — Вы урезали их фонды из-за возникших проблем? Они начали увольнять персонал?
— Конечно нет, — ответила Бонд. — Вы с ума сошли? Система работает иначе. Мы сохраняем их бюджет. А они сохраняют своих сотрудников. У нас нет выбора. И у них нет выбора. Мы должны сделать все, чтобы эта штука заработала.
Диана Бонд ушла во второй раз, и Ричер вновь принялся за свой десерт. Яблочный пирог успел остыть, а мороженое растаяло. Однако Ричеру было все равно. Он не ощущал вкуса.
— Нам нужно это отпраздновать, — сказал О'Доннел.
— Ты так считаешь? — осведомился Ричер.
— Конечно. Теперь нам известно, что произошло.
— И из этого следует, что нам нужно праздновать?
— Да, а разве нет?
— Ну так расскажи, как ты все себе представляешь, а потом подумай над этим.
— Ладно. Теперь мы знаем, что Суон не занимался частными расследованиями. Он усомнился в собственной компании. Суон проверял, почему количество работающих устройств заметно уменьшилось после первых трех удачных месяцев. Его тревожила возможность внутреннего саботажа. Вот почему ему потребовалась независимая помощь, ведь все, что он делал в офисе, фиксировалось. Он призвал на помощь Франца, Санчеса и Ороско. Кому еще он мог доверять?
— Дальше!
— Сначала они анализировали цифры. Именно эти выкладки нам удалось найти. Семь месяцев, шесть дней в неделю. Потом отказались от идеи саботажа. У «Новой эры» не было внешних конкурентов, которые могли что-то выиграть, и Пентагон не вел никаких интриг у них за спиной.
— Дальше!
— Какие еще могли быть варианты? Они выяснили, что человек, следящий за контролем, отбраковал шестьсот пятьдесят вполне исправных устройств. Фирма фиксировала, что они уничтожены, а на самом деле их продавали через заднюю дверь по сто тысяч долларов за штуку человеку по имени Эзари Махмуд, имеющему еще несколько псевдонимов. Отсюда список имен на салфетке Санчеса.
— Дальше!
— Они преждевременно выступили против «Новой эры» и были убиты. Фирма состряпала историю, чтобы объяснить исчезновение Суона, а дракониха скормила ее тебе.
— Так что же нам праздновать?
— Мы знаем, что произошло, Ричер. А в таких случаях мы всегда праздновали.
Ричер ничего не ответил.
— Это успех, — не сдавался О'Доннел. — И знаешь, что самое смешное? Ты ведь говорил, что нам следует побеседовать с прежним боссом Суона? Так вот, я думаю, что ты с ним уже говорил. Кто еще мог ответить на твой звонок по сотовому телефону? Шеф безопасности «Новой эры».
— Весьма возможно.
— Так в чем проблема?
— Что ты сказал в отеле в Беверли-Хиллз?
— Я не помню. Много чего было сказано.
— Ты сказал, что хочешь помочиться на могилы их предков.
— Да, и я это сделаю.
— У тебя ничего не выйдет, — сказал Ричер. — Ни у тебя, ни у меня, ни у кого из нас. И это очень плохо. Вот почему мы не можем праздновать.
— Они же здесь, в городе! Мы легко с ними разберемся!
— Они продали шестьсот пятьдесят электронных устройств через заднюю дверь. Из чего можно сделать кое-какие выводы. Если кто-то хочет украсть технологию, он приобретает одно устройство и копирует его. Но если кто-то приобрел шестьсот пятьдесят устройств, значит, он хочет их применить. Он не стал бы покупать электронику здесь, не купив ракеты и пусковые установки в Колорадо. Вот что нам следует понимать. Некий человек по имени Эзари Махмуд сейчас владеет шестьюстами пятьюдесятью новейшими ракетами класса «земля-воздух». Мы не знаем, кто он такой, но нетрудно догадаться, зачем ему ракеты. Все очень серьезно. А потому мы должны кому-то об этом рассказать.
Все молчали.
— И как только мы сообщим об этом куда следует, вокруг нас начнут роиться федеральные агенты. Мы не сможем даже улицу перейти без разрешения, не говоря уже о том, чтобы добраться до плохих парней. Нам ничего не останется, кроме как сидеть и смотреть на этих уродов, которые наймут лучших адвокатов и будут питаться трижды в день в течение следующих десяти лет, пока суды будут разбирать их апелляции.
Никто не произнес ни слова.
— Вот почему мы не можем праздновать, — закончил Ричер. — Они посмели связаться с отрядом спецрасследований, а мы не можем достойно им ответить.
В ту ночь Ричер не сомкнул глаз ни на минуту, ни на секунду. «Они посмели связаться с отрядом спецрасследований, а мы не можем достойно им ответить». Он ворочался с боку на бок и лежал без сна час за часом. Глаза его оставались открытыми, но перед ними лихорадочно проносились образы и видения. Кельвин Франц, оживленный, разговаривающий, смеющийся, полный сил и энергии. Хорхе Санчес с его прищуренными глазами и легкой улыбкой, демонстрирующей золотой зуб, с его бесконечным цинизмом и постоянно хорошим настроением. Тони Суон, невысокий, широкоплечий, искренний и достойный человек. Мануэль Ороско с его дурацкой татуировкой, фальшивым акцентом, шутками и бесконечными щелчками неизменной зажигалки.
