Книга «Попаданец» специального назначения. Наш человек в НКВД - Виктор Побережных

Глава 25

– Н-да-а-а. Ну и видок у вашей компании, Андрей. У вас точно так ходят? – Мартынов, скептически разглядывая нашу группу, добавил: – Нет, девушки мне нравятся. Особенно в этих… а это точно юбки, а не цыганские пояса?

– Това-арищ генерал! Ну вы же видели записи и…

– Да шучу я, шучу! – Александр Николаевич усмехнулся. – Но в таком виде вам по улице ходить нельзя.

– Ага. Походишь тут! Холодно уже! Да и у мужчин

мозги сразу отключатся. – Девчонки уже давно привыкли к Мартынову, поэтому смело вступали с ним в разговор. Особенно Лена, которая так стреляла глазками в командира, что он аж кряхтел. У меня даже мысль появилась, а не собирается ли Леночка нашего Мартынова охомутать? Уж больно часто в последнее время она ему глазки строит. Да и Мартынов явно на нее посматривает не как генерал на лейтенанта. А вот насчет холодно, Леночка полностью права. Середина октября, а дубак три дня стоит просто феноменальный! Словно не октябрь, а лютый январь на дворе! Пока я занимался размышлизмами, в клуб, где происходил последний перед переходом показ, влетел колобок. Естественно, что не из сказки, а замполит части, которой называлась вся эта немаленькая территория. Не знаю, были ли в моем мире воинские части, представлявшие из себя несколько заводов, крупных лабораторий и кучу еще всякого-разного хозяйства, включая самый настоящий город тысяч на пятьдесят населения, выросший тут за пару лет, но в этом мире произошло именно так. Не знаю, насколько это верно, но, по слухам, упорно гуляющим среди местных, городок спроектировал лично Лаврентий Павлович. Я вроде слышал, что Берия имел какое-то отношение к архитектуре, но когда бы он этим занимался? Уж кто-кто, а Лаврентий Павлович избытком свободного времени не страдал. Я даже уверен, что его просто не было у наркома, тянущего на себе все, что взвалил на него Иосиф Виссарионович. А взвалил немало, от родного наркомата до оборонки и кучи близких вещей. Хорошо хоть железку курировать он перестал, после того как на нее Мехлиса кинули. Тот за три месяца там такого шороху навел, что наши поезда как у немцев ходить стали! А новый нарком транспорта, какой-то Бещев[3], стал

«рулить» настолько эффективно и жестко, что многие взвыли. Ну а Каганович «скоропостижно скончался», как хмыкнул однажды Мартынов, от осознания своей некомпетентности и неправильного понимания партийной линии. Так вот, колобком, то есть замполитом, был невысокий, пухленький дядька со смешной для моих современников фамилией Бро, Афанасий Матвеевич. Судя по всему, Афанасий Матвеевич не имел никакого опыта службы в армии, ни в органах. Скорее всего, он был из так называемого «партийного призыва». Но если бы хотя бы половина партработников были такими, как полковник Бро, никогда бы про замполитов не говорили плохих слов ни командиры, ни рядовые солдаты. Настолько понимающих, чутких людей, как он, я еще не встречал в жизни. При этом мог становиться жестким и принципиальным не меньше, чем тот же Мехлис, которого я успел хорошо узнать за эти годы.

– Александр Николаевич. Хорошо, что застал вас здесь с вашими людьми. Сейчас подойдут люди и посмотрим фильм «Взятие Кенигсберга», – шикарнейший бас «колобка», навевающий мысли о иерихонских трубах, казалось, заполнил зал. – Буквально только что привезли. Первые увидим.

– Как фильм? Его же только три недели назад взяли? – Мартынов явно обалдел, впрочем, как и все остальные присутствующие, включая и меня.

– По распоряжению товарища Сталина, с первого дня Кенигсбергской операции велись широкомасштабные съемки, а в Москве сразу отбирали необходимые материалы и производили монтаж фильма. Конечно же, документального, но в цвете! Вы представляете, товарищи? Теперь все важнейшие военные операции будут задокументированы на цветной пленке американского производства! Товарищ Сталин сказал, что никакие деньги не заменят правдивой истории, а наш народ заслуживает видеть важнейшие события в самом лучшем качестве, которое только возможно!

Пока Бро с Мартыновым что-то весело обсуждали, наша группа расселась на удобные места, рядом с уже появившимися людьми из штаба. За какие-то десять минут зал клуба почти заполнился, а потом, потом я на сорок минут охренел. Такого я еще не видел! Голливуд, даже двадцать первого века, отдыхает! Это было… не грандиозно, нет! Страшно, жутко! Но одновременно с этими чувствами рождалась радость и гордость. Вернее – Гордость! За Страну, за нашу Армию, за Народ, который, несмотря ни на что, смог ее создать и вооружить так, что мы, сидя в этом небольшом зале, смотрели на экран, открыв рты! Причем все, от молоденьких девчонок-машинисток из штаба, до Мартынова и замполита! И я сидел с упавшей на пол челюстью. Не помню, сколько в моем мире брали Кенигсберг, сколько использовалось орудий, но цифры, озвученные Левитаном, просто поражали! Такой мощи я себе и представить не мог. Не просто тысячи орудий и минометов, десятки тысяч! Самолеты, корабли Балтийского флота. Из газет и рассказа Мартынова я уже знал о приказе Сталина – «…взять это Прусское логово так, чтобы другие тысячу раз подумали, прежде чем отказались от капитуляции!». И взяли. Меньше чем за три дня! Двадцатого сентября началась операция по взятию города, а вечером двадцать второго завершилась. Правда теперь я своими глазами увидел, что города больше нет. Совсем. Есть холмы из оплавленных, обугленных камней и… все. Пять суток артогня и бомбежек не оставили от Кенигсберга ничего. После увиденного на экране я не представляю, как немцы могут сопротивляться нашим? И количество пленных поразило, больше двадцати тысяч. Как они выжили в этом аду, чтобы сдаться нашим? Убитыми немцы потеряли более сотни тысяч, про наши потери не говорили, но, похоже, они не слишком велики. Хотя, как оценить величину человеческих жизней? Да и зная немцев, зная, как они умеют воевать… Скорее всего, нашим досталось изрядно, несмотря на то, что наши генералы предпочитают снести все до основания, а уж потом, аккуратненько, но настойчиво, пускать танки и пехоту. Причем при малейшем намеке на опорные пункты атака останавливается, пока авиация и артиллерия опять все не разнесут. Все же приказ об ответственности командиров за излишние потери сберег тысячи жизней наших солдат, и сбережет еще больше. Да и потери немцев, мне кажется, что занижены. Хоть наши и предложили покинуть город женщинам и детям, но не думаю, что все это сделали. Ну да и хрен с ними! Они заслужили то, что получили. Но все же, какая жуть там творилась! Когда на экране появилось то, что было когда-то замком, я вспомнил кадры последствий ядерного взрыва. Уж очень похоже было: оплавленные камни. Стеклянные проплешины из бывшего песка, какие-то чудом сохранившиеся клочки, бывшие когда-то людьми. И через все это идут наши солдаты. Уставшие, в почерневших от пота и гари гимнастерках, едва виднеющихся из-под бронежилетов и амуниции. Но со счастливыми улыбками победителей! Как же мне захотелось оказаться там, с этими парнями, испытать это пьянящее чувство победы. Покосившись по сторонам, я понял, что у сидевших рядом похожие мысли, особенно у парней из моей группы. Один Кузнецов сидел с какой-то странной, мечтательно-нежной улыбкой, словно получил подарок, о котором мечтал всю свою жизнь.