Книга Беру тебя в жены - Аманда Квик

Эмма права. Виктория, должно быть, прекрасно сознавала правду о его отце. Она была слишком умна, чтобы не знать, что Уэсли был неисправимым игроком и безответственным ничтожеством. Как бы слепо она его ни любила, ее, вероятно, глубоко печалило неизбежное осознание того, что ее сын и единственный наследник рода был обречен из-за обуревавших его страстей.

Эмма была права и насчет всего остального, думал Эдисон. Виктория винила себя. Каждый раз, глядя на портрет Уэсли, висевший в ее гостиной, ей приходилось смотреть в лицо тому факту, что она потерпела поражение.

Точно так же, как винил бы себя он, если бы его собственный сын оказался негодяем.

Его собственный сын…

Он всмотрелся в туман и увидел будущее, которое внезапно, до боли захотел сделать явью, – будущее, в котором Эмма держала на руках их ребенка.

Образ был таким реальным, что Стоукс остановился. Он стряхнул с себя видение и огляделся. И очень удивился, обнаружив, что ушел гораздо дальше, чем собирался. Это вернуло его к неотложным делам.

На мгновение Эдисон почти забыл о намеченной на этот вечер цели. Такие промахи могут быть опасны. Он вышел в ночь не за тем, чтобы поразмышлять о прошлом, настоящем или неведомом будущем. Негоже позволять своему духу устремляться к тому, что нельзя изменить. А он-то думал, что давно усвоил этот урок!

Стоукс взглянул на проезжавший мимо наемный экипаж и подумал остановить его. В таком же экипаже он приехал сегодня вечером на Сент-Джеймс-стрит, оставив свою карету Эмме и Виктории. Сыщики, нанятые днем, послужат кучером и грумом. И благополучно доставят женщин домой с бала.

А пока у него свои планы. И они требуют полного его внимания.

Эдисон свернул за угол и пошел по укрытому туманом переулку. В конце узкого прохода он смог различить огоньки игорного притона. В дверях соседнего дома какой-то мужчина пыхтел и хрипло стонал в судорогах сексуального наслаждения. Проститутка, которую он пригвоздил к стене, бормотала что-то подбадривающее. Ее хихиканье звучало резко и совершенно фальшиво.

Эдисон продолжал идти к призрачным огонькам преисподней, находившейся в конце переулка. Он не обернулся, чтобы посмотреть назад. В этом не было необходимости. Он не слышал позади себя шагов, но знал, что наблюдатель последовал за ним в переулок.

Боец Ванзы не сможет устоять перед такой возможностью. Он был слишком молод, чтобы понимать сущность Стратегии Терпения.

Эдисон расстегнул пальто, неуклонно приближаясь к огонькам притона. Он вытащил руки из рукавов и накинул пальто на плечи, как плащ.

Молодой боец оказался умелым. Его нападение, когда оно совершилось, было стремительным и совершенно бесшумным. Если бы он его не ожидал, подумал Эдисон, то мог бы вообще не услышать звука, произведенного вдохом.

Он-то и выдал ему точное местонахождение противника.

Эдисон скользнул в сторону и развернулся. Огоньки притона, мерцавшие в тумане, давали достаточно света, чтобы позволить разглядеть фигуру в маске, приближавшуюся к нему сбоку.

Поняв, что его обнаружили, боец Ванзы быстро взбрыкнул ногами.

Эдисон уклонился:

– Что такое? На этот раз никаких вызовов? Я оскорблен. Где же твое почтение к традициям?

– Ты не почитаешь древние традиции, поэтому я и не вызываю тебя на старинный лад.

– Очень мудрое решение. Поздравляю. Ты еще не совсем безнадежен…

– Ты смеешься надо мной, о Тот, Кто Покинул Круг! Но это ненадолго.

– Я буду тебе очень признателен, если ты прекратишь обращаться ко мне, словно я принадлежу к какой-то древней легенде.

– Сегодня ночью твоя легенда закончится.

Боец приблизился. Он снова выкинул вперед ногу – и снова промахнулся.

– Сними пальто! – сердито заметил он. – Или ты снова хочешь уравнять наши шансы с помощью пистолета?

– Нет, я не думал пользоваться пистолетом. – Эдисон отступил назад, позволив пальто соскользнуть с его плеч.

– Я знал, что в конце концов ты все же примешь вызов. – В словах бойца сквозило удовлетворение. – Мне сказали, что хотя ты и покинул Круг, честь Ванзы ты сохранил.

– На самом деле моя честь – это моя честь. Эдисон уклонился от нового удара, проскочив под ним. Он нанес бойцу удар по лодыжке. Мужчина задохнулся и наклонился в сторону, потеряв равновесие и став уязвимым.

Эдисон этим воспользовался. Он нанес серию коротких, резких ударов, направленных на то, чтобы противник не мог устоять на месте, а не на то, чтобы ранить его.

Молодой боец оставил попытки удержать равновесие. Он бросился на землю и покатился к Эдисону.

Прием был искусный. Он произвел на Стоукса впечатление. Это был старый прием Стратегии Внезапности.

Он тоже выбрал движение из этой же Стратегии. Вместо того чтобы упасть, он подпрыгнул над катящейся фигурой, перевернулся в воздухе и приземлился с другой стороны.

Боец слитком поздно понял, что его атака провалилась. Он попытался подняться на ноги, но не успел.

Эдисон уже сидел на нем верхом. Он пригвоздил молодого человека к сырым камням мостовой неотразимым приемом из Стратегии Принуждения. Он чувствовал, как его жертву сотрясают страх и злость.

– Кончено, – тихо произнес Стоукс.

На какой-то полный напряжения момент Эдисон подумал, что тот откажется сдаться. Если молодой человек примет такое решение, возникнет новая проблема. Стоукс хотел дать возможность его молодому противнику выйти из переделки, сохранив лицо.

– Несмотря на то что я покинул Круг, никто ни в Обществе, ни на самой Ванзагаре не поставит мою честь под вопрос, – сказал он. – Я требую от тебя уважения, которое ученик оказывает настоящему учителю. Сдавайся!

– Я… сдаюсь.

Помедлив несколько секунд, Эдисон отпустил парня, поднялся и стоял, глядя на него.

– Вставай! Снимай эту нелепую маску и выходи на свет.

Боец неохотно поднялся с мостовой. Медленно прохромал к свету, льющемуся из окон притона. Затем остановился и стащил шарф, обмотанный вокруг лица.

Эдисон посмотрел на него и глубоко вздохнул. Он был прав. Бойцу было не больше восемнадцати или девятнадцати лет. Не старше его, когда он отплыл на Восток с Игнатием Лоррингом. Эдисон взглянул в угрюмые, настороженные глаза и увидел в них, как в зеркале, свое собственное прошлое.

– Как тебя зовут? – спокойно спросил он.

– Джон. Джон Стоунер.

– Где живет твоя семья?

– У меня нет семьи. Моя мать умерла два года назад. Больше никого нет.

– А твой отец?

– Я незаконнорожденный, – безжизненно произнес Джон.