Книга Кангасейро - Жозе Линс ду Регу

в том, что с братом его кума случилась какая-то беда. Голоса ночи проникали ему в уши и сводили с ума. Казалось, кто-то стучит молотом по наковальне. И вдруг он, как в прошлую ночь, почувствовал присутствие какого-то сверхъестественного существа. Это не было существо во плоти. И Висенте задрожал с головы до ног. Никогда ничего подобного он не чувствовал, даже тогда, когда смотрел смерти в глаза, во время самых кровопролитных боев. Ему казалось, что на него надвигается что-то страшнее смерти. Он прижал голову к земле и жаждал одного: чтобы все поскорее кончилось. Хотелось превратиться в ничто, только бы не видеть этого ужаса. Он лежал на земле, как скотина в засуху, обессиленный, не в состоянии сдвинуться с места, оставленный на растерзание урубу. Ему начало казаться, что странное существо уже заполнило собой весь дом. Стало холодно, сильнее подул ветер. Он уже не различал, сон все это или явь. Тогда он еще плотнее прижался к земле. В таком состоянии он был не способен оказать сопротивление даже ребенку, не осмелился бы взять ружье в руки. И вдруг он услышал стон — это был опять голос девочки, пронзенной кинжалом. Нет, этого не может быть. Это, наверно, ему почудилось, это шум, доносившийся издали в затихшую каатингу. Он напряг слух. Нет, это был голос умиравшей девочки, кровь сочилась из ее груди.

Сделав огромное усилие над собой, весь дрожа, он еле дотащился до двери и увидел: тут же, на суку дерева, сверкали в темноте глаза совы. Это она своими стонами сводила с ума негра. Оказывается, он испугался совы! Негр Висенте испугался поганой птицы и хотел бежать от почудившегося ему стона. Висенте взял себя в руки, пошел в комнату за оружием. «Надо прикрыть эти горящие в ночи глаза». Он взял ружье и прицелился. Дал первый выстрел — шум крыльев разрезал тишину ночи. Он промахнулся — видно, разучился стрелять… Тогда в бешенстве он разрядил в темноту весь магазин. Потом пошел в комнату и снова зарядил ружье. Прикосновение к курку сразу вернуло ему силы. Он опять стал самим собой. Так стоял он с заряженным ружьем в руках, готовясь выстрелить. Но в эту минуту до него донесся конский топот. Он укрылся за домом, опасаясь какой-нибудь неожиданности. Но это был Бентиньо в сопровождении лазутчика Апарисио. И он сразу стал прежним негром Висенте. Бенто и Рассеченная Губа принесли сведения об Апарисио.

— Он отправился в Жоазейро за благословением к отцу Сисеро[16]. Правительство штата Сеара хотело использовать Апарисио для борьбы с выступившими против правительства войсками. Апарисио передал Висенте приказ, чтобы он следовал за ним. Негр Висенте был нужен капитану.

— Сынок, скажу тебе, я здесь дошел до того, что потерял веру в свою пригодность для кангасо. Только что стрелял в сову и не попал в проклятую птицу, сидевшую тут же, в двух шагах, на сучке. Совсем никудышный стал негр. Но стоило получить весть от кума, как я сразу переменился. Уедем сегодня же. В этом доме я не останусь ни минуты больше. Я боялся, что сойду с ума. Сейчас же пойду увязывать свой гамак.

Висенте собирал свои вещи, а Рассеченная Губа тем временем рассказывал об отряде Апарисио. Отряд вот уже больше трех недель отдыхал в фазенде полковника Карвальо в Сержипе. У Апарисио была опухоль на пальце, и врач — сын полковника — лечил его. Он выдавливал на пальце гной, а капитан даже не пикнул. К счастью, это было на левой руке. Солдаты в Сержипе и не догадывались, где он, разыскивали Апарисио в каатинге Баиа. Полковник Карвальо крепко держит правительство в своих руках, и ни один солдат не посмеет войти в его имение.

— Вот так, Висенте, мы должны добраться до реки у Пираньяса.

Они обо всем условились и назначили время отъезда на рассвете. Негр Висенте не мог сдержать своей радости. Сварил кофе и потом откровенно признался:

— Я не раз смотрел смерти в глаза — и ничего, а здесь, в этом доме, один в глуши, я дрожал от страха. Сам не пойму отчего. Испугался, и подумать только — совы. До вашего прихода я был в ужасном состоянии, у меня не было даже сил сдвинуться с места. Дьявольское наваждение, не иначе! Послушай, сынок, я участвовал в таких горячих схватках — я говорю тебе истинную правду, а не из хвастовства, — и никогда не дрогнуло у меня сердце. Расскажу тебе один случай: я был с кумом недалеко от Флореса. С нами было еще трое парней. Нас окружил ни больше ни меньше, как отряд сержанта Малкиадеса из Пернамбуку. И как окружили! Солдаты застали нас в доме фазенды и засели за каменной оградой. Апарисио и говорит мне: «Кум, есть только один выход — открыть окно и прорваться с кинжалом в руках». Сказано — сделано. Трое парней были настоящими мужчинами. Мы отстреливались свыше часа, а к утру, я хорошо помню, чуть забрезжил рассвет, кум сказал парням: «Пора!» — и открыл дверь. Мы все пятеро начали прорываться из окружения. Солдаты не ждали этого… И мы ушли в каатингу, а чертова западня осталась позади. Я и кум взобрались на камни и, к счастью, повстречали там матуто, ехавших с ярмарки, и на их конях добрались до Инко, фазенды старого Каземира. Я все это время не испытывал никакого страха. Кум сказал мне: «Старик, сержант Малкиадес чуть не спустил с нас шкуру». Я не верю в молитву, но кум верит. «Послушай, — говорил Апарисио, — наверно, моя старая мать молилась за нас в тот час. Только бог мог спасти нас от этого сатаны». А здесь, в этом доме, я лежал и дрожал от страха. И отчего, сам не знаю.

На рассвете Висенте ушел. Бенто видел, как они уходили. Негр сиял от счастья, а Рассеченная Губа был мрачен. Дорога была опасная, всюду сновали солдаты. Но Рассеченная Губа знал обходные пути, тропинки, по которым они могли пробраться незамеченными. Негр шел пешком, неся гамак за спиной, Рассеченная Губа ехал верхом на лошади с вьючным седлом, как ездят матуто на ярмарку.

Наступило ясное утро; небо было голубое, солнце ярко сияло над цветущими деревьями, во все горло заливались желтые канарейки, и жалобно стонали дикие голуби. А Бенто чувствовал себя одиноким, как никогда. Как ни странно, присутствие негра, за которым он ходил, связывало его с внешним миром. Висенте возвращал его к жизни в Аратикуме, к братьям, и прежде всего