Книга Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки - Ирина Муравская

к сути. ― Мне писать заявление по собственному или это как-то по-другому работает?

– Нет, ― напрягается малая. ― Вы его не отчислите!

– Отчислит, ― по взгляду вижу.

– Увы, ― подтверждая, пожимает плечом тот. ― У меня нет выбора. Предупреждения Виктору были и неоднократные, а этот раз, вы и сами понимаете, переход всех границ.

– Это бред. За что его выгонять? За то, что он заступился за меня?!

– Алиса, посиди и помолчи, ― одёргиваю её. ― Пожалуйста.

– Не буду я молчать! Тогда и меня отчисляйте. Если кто и виноват, так это я. Я ― спусковой механизм, пустивший цепную реакцию.

– Я понимаю, ― кивает дирик. ― И тебя, и Виктора. Желание защитить другого ― это, несомненно, достойно похвалы, но, согласись, нельзя переступать черту и доводить человека до больницы. Тем более такого.

– Ну понятно. Всё упирается в папочку Маркова, ― фыркает Скворечник. ― Вот если бы на его месте был какой-нибудь безымянный Вася Пупкин, тогда бы все сделали вид, что ничего не было. Это дискриминация по социальному статусу, знаете?

– Да, знаю. А ты думаешь, у меня есть выбор? Школе не нужны отражающиеся на его репутации разбирательства. И уж тем более судебные иски.

– Конечно, не нужны. Тогда получается и Лёше ничего не будет, верно? ― сухо уточняет Чижова. ― И он спокойно сможет дальше третировать кого пожелает, зная, что наказания за это не последует? А теперь ещё и отпора никто ему не даст, ведь единственный, кто его не боится ― будет исключён.

– Алексей всего лишь подросток. Такой же как вы трое. Не создавайте из него вселенского злодея.

– Но этот подросток вырастет. А осознание вседозволенности останется.

– Оно и так останется. Вы хоть представляете, сколько таких я вижу ежегодно? Все они мнят себя богами, а почему? Потому что их родители им это внушили.

– А вы, стало быть, будете потакать их капризам?

– Если выгонять каждого высокомерного паршивца, классы очень быстро опустеют, а учебное заведение попросту закроется. Вы это понимаете? Конечно, нет. Вы мыслите пока ещё слишком шаблонно, согласно возрасту, но порой приходится выбрать: между тем, что правильно и тем, что нужно.

Повисает молчание. Не сказал бы, что неловкое, но не особо приятное.

– Вы правы, ― Чижова, обогнув стол, склоняется над принтером. ― Позвольте? ― заимствуя лист бумаги и ручку с директорского стола, она, склонившись, что-то начинает писать. Ставит внизу размашистую роспись и красноречиво кладёт перед носом дирика. ― Так сойдёт? Если что-то неправильно, я перепишу.

– Это такой протест? ― прочитав, хмуро уточняют. ― Что это?

– Там ведь всё предельно чётко написано: "Прошу исключить меня по-собственному желанию в связи с тем, что в стенах данного учебного заведения я не чувствую себя в безопасности".

– О, класс. Я бы лучше не сформулировала, ― Скворечник следует примеру подруги и очень скоро на столе лежат уже два заявления. Чем окончательно добивают бедолагу.

– Я их не приму, уберите немедленно!

– Придётся, ― с непрошибаемым покерфейсом отвечает Алиса. ― Уйдёт Витя, уйду и я. Потому что Марков меня в покое точно уже не оставит.

– А я за компанию свалю, ― добавляет Скворечник. ― Мне в этом притоне без Алисыча делать нечего.

Ошалевше смотрю на дурёх, потеряв дар речи. Чего уж говорить о дирике. Потерять сразу двух платёжеспособных учениц, которые не сильно уступают Маркову по статусу ― к этому он не оказался готов. И вряд ли окажется готов в ближайшее время выслушивать очередные родительские истерии. А без них не обойдётся.

Я батю малой знаю пусть и весьма поверхностно, но в одном мы с ним схожи ― за эту внешне невинную блондинку, на деле у которой яйца железнее моих, мы оба кому угодно глотку порвём. Так что разборки назревают грандиозные. Особенно когда вскроются "причины" и открытое "покрывание" виновника.

Реально не завидую чуваку. Я-то свалю, ок, базара нет. Даже сильного расстройства не выскажу, а вот он оказался меж двух огней: поддаться опаске перед угрозами Маркова-старшего или накликать на себя ещё двух рассерженных "спонсоров"?

* * *

Пауза затягивается.

Дирик драматизм разводит или прострацию словил?

Ладно. Не словил. И я почему-то даже почти не удивлён, когда оба заявления нещадно рвутся.

– Проваливайте отсюда, ― отмахиваются от нас, как от назойливых мух.

– Что? ― не поняла Алиса.

– Чешите на занятия, говорю! И так половину урока пропустили.

– Это значит, что…

– Это значит, что ― бегом на занятия! Все трое. Сорокин, с тобой позже разберёмся. Когда я придумаю, какое наказание тебе назначить. Учти, одними исправительными работами не отделаешься.

Ммм? Я или неправильно понял, или меня пока всё-таки не собираются выгонять?

– Исправительные работы? Это, типа, такая обязательная отработка для отчисленных?

– Иди уже! ― скулят, устало потирая переносицу. ― Я попробую всё уладить, но знай: ты и твоя вспыльчивость уже в печёнках у меня сидите. Нора образцовый работник, но если она ещё раз попытается подсунуть мне такой геморрой, я её уволю. Слово даю.

Хрена себе заява.

– Уверен, что не придётся. Я у неё один такой отбитый, ― заверяю его, выходя вслед за девочками, довольно скачущими в секретарской и раздающими себе верхнюю "пятюню". ― Девы, вы совсем ошалели? Я, конечно, понимаю, блеф хороший, а если бы не выгорел?

– А кто блефовал? ― подмигивает Скворечник. ― Всё по серьёзке.

– Поздравляю. Тогда вы дуры.

– И это благодарность?

– Благодарность за что? Вы ж понимаете, что так всё не закончится? Вы этот манекен с козлиной бородкой видели? Думаете, его такой расклад устроит?

– Ничего. Разберёмся с ним. Будет артачиться, я тоже папулю припрягу, ― отмахивается Алиса.

Ещё лучше.

– Нет! НЕТ, ты поняла!? Никакого папули! Только не хватало, чтоб кто-то левый мои проблемы разгребал.

–Наши, ― поправляют меня мягко. ― Это наши проблемы. Учи местоимения и используй их правильно.

– Ща за щеку укушу, если будешь много умничать.

– Правую или левую?

– Принципиально?

– Разумеется. Моя рабочая сторона справа. Не хотелось бы её портить.

– А левая чем не угодила? Она вроде тоже ничего.

На лице малой промелькивает хитрая улыбка. Вот хитрюга, перевела стрелки, срулив с опасной темы. Ещё и на комплимент развела.

– Вы такие душки, я чисто умиляюсь, ― хихикает Скворечник, ставя пустую чашку на поднос и пальцами изображая объектив, в окошке которого зыркает подведенный кислотными тенями глаз. ― Можно вас запечатлеть на память? ― мой взгляд говорит красноречивее слов. ― Всё, всё. Поняла. Не мешаюсь. Догоняйте.

Реально уходит, вихляя бёдрами. Задерживаемся не больше её, так как Катерина уже начинает бурчать о "проходном дворе", но едва ныряем за ближайший угол, ловлю Чижову, припечатывая к стенке и делая то, что так хотел.