Книга «Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - Марина Евгеньевна Козлова

Появление на свет новорожденных явно добавляло головной боли не только родителям, но и начальству. Например, приходилось ловить за руку родителей, стремящихся зарегистрировать детей «в немецких органах ЗАГСа», и срочно издавать приказ, объявлявший такие свидетельства о рождении недействительными686. С подобными нарушениями справиться было легко, другое дело, как обеспечить семьи детским бельем, одеждой, колясками? Все это в сваговской системе снабжения было дефицитом. Ясли в Карлсхорсте были открыты лишь в январе 1948 года. И мест в них не хватало687. С дошкольниками тоже были проблемы. Детсад в Карлсхорсте был местом не особо привлекательным – воспитатели не имели ни специальной подготовки, ни опыта работы, помещение тесное, спальни перегружены. Проверяющие отмечали, что «внешний вид детей и персонала не соответствовал требованиям». Например, «на занятиях по ритмике часть детей была в валенках, часть в ботинках, некоторые в свитерах, шерстяных рейтузах, а воспитатели в сапогах, резиновых ботах и без халатов». Никакой особой воспитательной работы не велось, отсутствовали положенные уголки творчества, да и развивающих игрушек не было, как и детских книг688. К тому же в провинциях и землях не везде можно было открыть подобные заведения – не хватало дошкольников для комплекта689. Чтобы выйти из положения, например, в военной комендатуре города Пирна оборудовали детскую площадку, где мамы по очереди рассказывали детям сказки, читали книги, организовывали игры690.

2 октября 1945 года Главноначальствующий СВАГ распорядился открыть в Берлине две русские школы. Средняя школа № 1 для детей сотрудников центрального аппарата691 в Карлсхорсте очень скоро оказалась перегружена. За несколько месяцев количество учеников выросло более чем в четыре раза692. К тому же мальчики и девочки учились вместе, что было против тогдашних правил. В июле 1946 года Главноначальствующий распорядился подобрать помещение для новой школы – мужской693. Помещение нашли в нескольких километрах от Карлсхорста, в районе Шёневайде (ул. Кеплер, 8). Место, по мнению сваговцев, было выбрано неудачно. Далеко. Туда даже трамваи не ходили. Но дело было не только в этом. Председатель Объединенного профсоюзного комитета СВАГ возмущался: «Как можно при всех возможностях в Карлсхорсте организовать советскую школу в Шёневайде рядом с образцовой немецкой школой? Здание, предназначенное для советской школы, совершенно не отремонтировано, во всем здании нет ни одной уборной, и это здание отличается от немецкой школы, как черное от белого… Будет ли политически правильно нахождение нашей советской школы рядом с немецкой? Не исключена возможность, что наши дети будут бить стекла в немецкой школе и устраивать войны с немецкими детьми»694. Хотя ремонт школы должны были закончить к концу августа, еще и в начале 1947 года мальчики продолжали учиться в старой школе. Наконец школу в Шёневайде открыли и пустили трамвай. Детей на учебу стали сопровождать их мамы – дежурные по трамваю.

Дети, пережившие войну и много повидавшие, отличались независимостью и предприимчивостью. Вынужденная самостоятельность и раннее взросление, отсутствие полноценной семьи долгих четыре года, привычка жить без отцовского надзора – все это не могло не отразиться на послевоенных подростках, приехавших к отцам из самых разных мест Советского Союза – из Ленинграда после блокады, с территорий, оккупированных немцами во время войны, из районов, где отгремели бои, из эвакуации… В ноябре 1946 года из интерната сбежали два ученика четвертого класса. Предварительно попрощались с друзьями, распили в соседнем пустом доме бутылку ликера, заявили, что «встречаются в последний раз», собираются в Россию. Германия им не нравится. Заводила решил пробираться к матери. Та разошлась с отцом, который в Германии жил уже с новой семьей и забрал к себе сына. Мальчику приходилось в основном обитать в интернате – он не очень ладил с мачехой. За время войны привык к полной свободе. Беспризорничал, разъезжал по разным городам СССР и даже побывал на Дальнем Востоке. Товарищ сбежал за компанию. Ребят нашли только через шесть дней695.

Многие в войну не учились и теперь, вновь попав в школу, ощущали себя переростками, не хотели заниматься и подчиняться правилам. Бросали учебу, бездельничали696, вечерами «ломали в парке деревья, сбивали электрические лампочки, срывали плакаты и портреты, сидели до ночи в бильярдной…»697. Много хлопот доставляла учителям и родителям понятная тяга послевоенных детей к оружию. Оно было везде – на улице, дома, у друзей… Иногда можно было услышать автоматные очереди даже в школе698. Руководство мужской школы № 3 обратилось в политотдел Штаба СВАГ с просьбой как-то воздействовать на родителей, чьи дети постоянно баловались с оружием. К примеру, четвероклассник Б. собрал группу ребят и вместе с ними выслеживал немецких полицейских, которых считал шпионами. Утверждал, что якобы видел, как один из них переодевался в советскую форму. Чтобы все выглядело по-взрослому, нужно было достать оружие. Б. стал уговаривать товарищей стащить его у отцов699.

Те, кто пережил войну более-менее благополучно и хотел учиться, никак не могли принять новую школьную реальность. Таким старшеклассникам, особенно девочкам, не хватало в сваговских школах порядка, не нравились учителя. В январе 1947 года ученицы жаловались своим подругам: «…в школе беспорядок, недисциплинированность. Да и чего ждать от малышей и остальных, если комсомольцы девятых-десятых классов ведут себя отвратительно. В школе творится черт знает что. Дежурных в коридорах, в столовой и комсомольской комнате нет. Тебе станет ясно положение в школе, если я скажу, что четыре дня искала комсорга школы, чтобы встать на учет. Столовая находится в смежной комнате с общими уборными. Почти все педагоги слабые – ничего не знают. Их поведение не блещет»700.