Книга Доктор Красавчик - Елена Сокол

Меня будто кто-то бьёт под дых.

Оказывается, в период безысходного одиночества такие слова буквально выбивают почву из-под ног. И слёзы сами бегут из глаз.

Я сижу на кухне, папа суетится у плиты. Самое быстрое, что можно приготовить из имеющихся у меня продуктов, это паста, и то только потому, что больше ничего нет. Он выкладывает спагетти на тарелку, а я грею руки о чашку с чаем.

— Вот, держи. — Папа ставит передо мной тарелку, затем подаёт приборы.

Я благодарно киваю. Пока он занимался ужином, я трижды проверила соцсети Вадима — он в них не заходил и ничего не обновлял. Мне трудно сейчас думать о чём-то другом.

— Теперь тебе нужно следить за своим здоровьем. — Напоминает отец. — Высыпаться, правильно питаться, работать меньше, а то приходишь поздно вечером домой: голодная, усталая. Может, мне поговорить с твоей начальницей? Будет отпускать тебя пораньше.

— Я была не на работе, а в ресторане. С Никитой. — Признаюсь я. — Это отец моего ребёнка.

Отодвигаю чашку, беру вилку. Токсикоз даёт мне вечернюю передышку, но кушать совсем не хочется.

— Так ты поела? — Отец берёт вторую тарелку, ставит перед собой, садится и с интересом уставляется на меня.

— Нет. Разговор закончился ещё до того, как принесли первое блюдо, и я ушла.

Он мрачнеет.

— Что-то случилось?

Я киваю.

Папа ковыряет вилкой в тарелке, ожидая ответа.

Я поднимаю на него взгляд.

— Пап, я знаю, что ты говорил с ним. Зачем ты к нему пошёл?

— Я… я… — Он кладёт приборы на стол и устало вздыхает. — Прости, я не хотел всё испортить. Леся сказала, что вы плохо расстались, и что тебе приходится трудно. Я думал встряхнуть этого типа хорошенько, припугнуть его, если нужно. — Отец пожимает плечами. — Алис, я ведь и сам могу поднять своего внука, да просто хотел хоть какой-то справедливости для тебя. Когда Леся сказала мне, кто он такой этот Дубровский, я посмотрел на его рожу на рекламном плакате, и что-то так сильно обидно стало за свою дочь. Я же не могу позволить, чтобы какая-то выхоленная мразь жила припеваючи двадцать лет, а потом, когда моча в голову ударит, пришла бы к сыну и сказала: «Привет, я — твой папа, люби меня за то, что я есть»! Правда?

И в этот момент я задумываюсь. Какой-никакой, совершающий ошибки, местами эгоистичный и инфантильный, но отец у меня всегда был. Он заботился обо мне, кормил, одевал, пытался воспитывать и временами даже поддерживал. Мне повезло. Все мои обиды копились за то, что в нужный момент его частенько не оказывалось рядом, но отрадно, что он теперь видит свои промахи и хочет их искупить.

— Он наврал тебе, что у нас размолвка, но я его не виню. — Признаюсь я. — Никита ещё молод и, к тому же, зациклен на себе. Он не был готов стать отцом и разозлился, что я пожелала стать матерью его ребёнка. Вышвырнул меня из своей жизни и вспомнил только тогда, когда сравнил с другой женщиной. Мы говорили с ним сейчас, и я поняла: Дубровский искренне верит, что любит меня, и что сможет стать хорошим отцом нашему сыну. Но стоит ему столкнуться с первыми трудностями или увидеть меня толстую и некрасивую до или после родов, как он поймёт, во что вляпался, и тут же сбежит. Этот человек не создан для ответственности. Ни для какой.

— Мне жаль, что так вышло. — Говорит отец.

В его глазах стоят слёзы. Я пытаюсь улыбнуться.

— Я переживу это, папа. У меня есть работа, крыша над головой, есть друзья — всё хорошо.

— И есть я. — Напоминает он, накрывая своей рукой мою ладонь. — Не забывай об этом. Я соберу все сбережения и куплю вам с моим внуком квартиру, я буду помогать тебе во всём, буду приходить, водиться, гулять с малышом. Я собираюсь стать самым лучшим дедушкой в мире, если ты не прогонишь меня.

Да. Похоже, возраст прибавил отцу не только седых волос.

— Я хочу всё исправить. — Тихо добавляет он. — Только не сердись больше на меня. И на Лесю…

— Я не буду. — Говорю я, глядя в его глаза. — Только пообещай мне, пожалуйста, папа.

— Что именно? — Его взгляд оживает.

— Что никогда не обидишь Лесю.

Он на мгновение замирает с задумчивым видом, а затем спрашивает:

— Почему я должен обидеть её?

Эх, мужчины.

— Ты немолод, папа. Я знаю, что ты очень… кх-кхм… любвеобилен, но в твоём возрасте уже пора завязывать с перебиранием женщин. Тебе пора остепениться. Похоже, что Леся сделала на тебя ставку, она тебе доверилась и полюбила, раз поставила на кон нашу с ней дружбу. Так что не подведи её, пожалуйста. Люби только её, уделяй ей больше времени, построй с ней что-то настоящее. Понимаешь, о чём я говорю?

— Хм… — Он опускает взгляд. — Ты думаешь, что я не принимаю всерьёз наших с ней отношений?

— Просто пообещай мне, папа. — Прошу я, стискивая его ладонь. — Пообещай, что не причинишь боль моей подруге, что будешь для неё самым верным, самым ласковым, самым надёжным мужчиной…

«Каким не был для моей мамы» — не могу закончить фразу я.

Но, похоже, отец всё и так понимает. Он кивает:

— Да, конечно, конечно. Обещаю.

— Спасибо. — Улыбаюсь я.

— А ты обещай, что будешь нормально питаться. — Тут же требует папа. — Ешь, давай.

И я нехотя беру вилку и начинаю есть, а он следит за тем, чтобы я доела всё до конца. Совсем как в детстве.

51

Когда я уже провожаю отца в прихожей, звонит мой мобильный. Папа наклоняется, чтобы надеть обувь, а я отвечаю на звонок.

— Алиса Александровна? — Спрашивает женский голос.

Он кажется мне знакомым, но я понятия не имею откуда.

— Да, это я.

— Простите, пожалуйста, что звоню вам. Надеюсь, не поздно. Просто я только что заступила на смену и нашла ваш номер в карте… Чёрт, простите, наверное, мне не стоило звонить…

— Кто это?

Беспокойство в голосе собеседницы заставляет меня встревожиться, что сейчас она вот-вот бросит трубку, а этот звонок почему-то кажется мне очень важным.

— Это… Это Людмила. Ординатор из клиники. Вы, наверное, не помните меня.

— Помню! — Выпаливаю я. — Помню, Людмила, что вы хотели?

— Я… — На линии вдруг повисает тишина. Слышно её прерывистое дыхание. Девушка как будто собирается с духом. — Это насчёт Вадима Георгиевича. Возможно, я лезу не в своё дело, но…

— Что с ним? — Не выдерживаю я.

— Алиса Александровна, простите меня. — Слышится вздох. — Я невольно стала свидетелем сцены, когда вы приходили, а… а потом слышала, как он разговаривает с Анфисой Андреевной… Я, конечно, не должна соваться, но… мне кажется, вы должны поговорить с ним! — Она начинает тараторить. — Вадим Георгиевич так изменился, я это видела, он будто ожил, и я таким его никогда не видела! А потом, когда между вами что-то произошло, он вообще сам не свой стал! А сейчас вообще отгулы взял, и все шепчутся, что он увольняться хочет!