Книга Выжившие - Дикон Шерола

— Почему ты. — вырвалось у Вики, но договорить она не смогла. Слова застряли в горле, когда она увидела вместо изможденного мальчика его призрачный силуэт. Он был настолько слабым, что девочка с трудом могла различить его лицо. Оно походило на бледное мутное пятно. Только его серые глаза оставались четкими и поразительно яркими.

— У нас получилось, — внезапно услышала она его мягкий голос. — Теперь всё будет хорошо… Ты только не плачь, ладно? Не хочу, чтобы ты плакала.

— Адэн… — растерянно пробормотала Вика. — Подожди! Тебе нельзя мне сниться! Ты должен беречь силы!

Услышав эти слова, мальчик слабо улыбнулся:

— Я не мог не увидеть тебя в последний раз.

— Что. Что ты такое говоришь? — в глазах девочки отразился испуг. Лунатик был слишком слаб, чтобы находиться в двух местах одновременно. Его организм мог не выдержать, и осознание этого напугало Вику еще больше.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга: Вика — в отчаянии, Адэн — с какой—то необычайной нежностью. Так старший брат смотрит на свою заплаканную сестренку, зная, что они больше никогда не увидятся. Видимо, он попросту тянул время, не решаясь произнести нечто такое, чего Вика боялась услышать.

Наконец он заговорил. Его голос прозвучал мягко и ласково, но от этого тона девочке почему—то сделалось невыносимо больно.

— Прости меня. Я слишком устал, чтобы проснуться. Мое время на исходе. Я пришел, чтобы попрощаться.

— Нет, — Вика в отчаянии замотала головой. — Нет, пожалуйста!

По ее щекам потекли слезы. Только сейчас до нее по—настоящему дошел смысл услышанного — Лунатик умирает.

— Ну вот, ты заплакала, — виновато произнес он. — А ведь теперь всё наладится. Война скоро закончится. Ты сможешь жить нормальной жизнью.

— Ты тоже, Адэн! — воскликнула девочка. — Ты поправишься! Доктор Альберт. Он умный! Он тебе поможет!

Улыбка вновь промелькнула на лице Лунатика, теплая и в то же время грустная, как лучи заходящего солнца.

— Спасибо, что согласилась побыть моим другом, — сказал он. — Только. Пообещай больше не плакать из—за меня. Пусть это будет первый и последний раз. Ты же сама говорила, что не плакса!

Вика прижала ладони к губам, пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания. Даже если бы она очень захотела, она бы не смогла сдержать такое обещание.

— И еще кое—что. — голос Адэна сделался серьезнее. — Нельзя, чтобы собаку звали Собакой. У нее должно быть нормальное имя. Придумаешь его ради меня?

Девочка всхлипнула и несколько раз поспешно кивнула. Она вся дрожала, словно температура в комнате резко упала до нуля. Слезы застилали глаза.

Тогда Адэн снова улыбнулся, грустно и в то же время благодарно. Он успел привязаться к этой храброй девчонке, и ему было тяжело говорить ей прощай. Но больше он задерживаться не мог. Силы стремительно утекали, сердцебиение замедлялось, жизнь угасала.

Призрачный силуэт Лунатика сделался дымчатым и начал таять. Его последние слова Вика уже услышала только в своем сознании:

— Я счастлив, что встретил тебя. И ты будешь счастлива… Ведь это мой сон, помнишь?

Вика отрицательно замотала головой, уже не в силах сдерживать рыдания.

— Не уходи! — беззвучно повторяли ее губы. — Пожалуйста, не уходи!

Сильный порыв ветра взметнул ее волосы, грубо взъерошивая пряди. Что—то происходило вокруг, но Вика не ощущала ничего, кроме пустоты, в которой растворился Адэн. Она не замечала, как пол под ногами начал дрожать, как по стенам и потолку побежали трещины, как взорвалась лампа, осыпая ее осколками. Предметы мебели раскалывались, как грецкие орехи и постепенно взмывали в воздух.

— Вика, прекрати!

Этот отчаянный крик донесся до нее словно через пелену. Кричал Адэн? Или же кто—то другой, чей голос был не менее знакомым и родным? Затем Вика услышала жуткий треск, грохот, завывание ветра и писк аппарата, указывающий на то, что сердце Адэна остановилось.

Она не помнила, что происходило дальше. В какой—то момент лишь почувствовала, что кто—то прижимает ее к себе, а затем подхватывает на руки и куда—то уносит. А еще она плакала. Истерично. Навзрыд.

Сейчас же Вику затопила какая—то бесконечная апатия. Время словно застыло и утратило смысл. Не хотелось ни думать, ни шевелиться — только ощущать тепло человека, который всегда согревал ее душу. Рядом находились и другие — Катя, маленький Лосенко, его отец. Конечно, они переживали за нее, но в данную минуту для Вики они были чужими. Существовал только Иван, в объятиях которого она наконец смогла успокоиться.

Вика толком не обратила внимания, как дверь в комнату распахнулась, и вошел Рома. Он был настолько взволнован, что в равнодушной тишине этого помещения, его эмоции показались даже странными.

— Д-д-имка! — с трудом выдавил он. — Д-д-имка в-верн-н-нулся!

В его глазах блеснули слезы, и он неуверенно улыбнулся. Рома не относил себя к сентиментальным людям, но только произнеся эту фразу вслух, он наконец поверил, что его друг вернулся. Вернулся живым.

Его эмоции немедленно передались и остальным. Георгий вскочил с места, Катя

взволнованно прижала пальцы к губам, на лице Ивана отразилась радость. Но вот он взглянул на свою дочь и тихо произнес:

— Передай, что я зайду к нему позже.

— Ладно, — Рома тоже невольно понизил голос. Смотреть на Вику было тяжело, а радоваться в ее присутствии и подавно. Девочка снова закрыла глаза и крепче прижалась к Ивану, ясно давая понять, что никуда его не отпустит.

— Че, реально вернулся? — выпалил Лось, все еще не в силах поверить в услышанное. — Не, ты честняк не разводишь?

Получив утвердительный кивок, Георгий обвел присутствующих растерянным взглядом, а затем бросился прочь из комнаты. Следом с места поднялась Катя.

— Я вернусь через пару минут, — произнесла она, ласково погладив Вику по плечу. Девочка не отреагировала, и тогда Катя вышла следом за Георгием. На сердце было и тяжело, и радостно одновременно. Этот вечер унес столько жизней, но взамен, словно сжалившись, возвратил Дмитрия.

Когда Альберт сказал, что Лесков остался в особняке Бранна, Катя почувствовала, как ее захлестывает отчаяние. Почему он не вернулся вместе со всеми? Почему предпочел рисковать, оставшись один на один неизвестно с кем?

Рома нагнал Белову в коридоре спустя минуту.

— С ним всё н—н—норм—м—мально, не в—в—волн—н—нуйся, — поспешил заверить он. Из—за вернувшегося заикания говорить было чертовски тяжело, но, наверное, впервые за всю свою жизнь Суворов не испытал смущения. Чувство радости было сильнее.

Губы Кати тронула улыбка, и она поспешила стереть слезу раньше, чем Рома успел ее заметить.

Когда они добрались до помещения, где находился Дмитрий, еще в коридоре до них донесся виноватый голос Георгия: