Книга Хорошая я. Плохая я - Эли Ленд

Рози вскакивает при слове «выгулять» и бежит в холл, к Фиби.

– Нет, блин, мы поступим по-другому.

Она входит в гостиную, не обращая на меня внимания, проходит к двери, которая ведет в патио, и открывает ее. Рози следует за ней, но выходить не хочет, садится у открытой двери.

– Давай, давай же.

Рози по-прежнему ни с места, тогда Фиби хватает ее за ошейник и вытаскивает в патио. Зажигается сигнальный фонарь. Она стоит снаружи, раздетая, без пальто, а по воздуху, который идет в комнату, чувствуется, что на улице морозно. Когда Рози заканчивает свои дела, Фиби заводит ее обратно, закрывает дверь, ее глаза не отрываются от телефона. Мои от нее. Сейчас или никогда.

– Могу я поговорить с тобой кое о чем, Фиби?

Она отводит взгляд от телефона, но ей тяжело смотреть прямо на меня, поэтому она блуждает взглядом по комнате.

– Смотря о чем.

– Понятно, что у нас отношения складывались не лучшим образом, но мне хотелось бы это исправить.

– Нет смысла.

– Почему?

– Ты здесь недолго пробудешь.

– А мне бы хотелось пробыть здесь как можно дольше.

– Только тебя никто не спрашивает, правда?

Я встаю, она смотрит на меня, говорит:

– Что ты делаешь? Ко мне в гости идет приятель, через минуту он будет здесь.

Она напугана. Я не хочу ее пугать. Я хочу ей сказать, что на пару мы можем править миром, убийственная команда, простите за неуместный каламбур. Она проходит мимо меня, подходит к двери и перед тем, как выйти из комнаты, говорит:

– Чтоб ты знала, папочка приведет другого ублюдка на твое место. Как будто тебя и не существовало.

32

На следующий день выхожу из школы, во дворе стоит Фиби с Иззи и с Клондин. Клондин улыбается, но две другие отворачиваются. Сколько времени осталось до того момента, когда вместо того, чтобы отворачиваться, они будут тыкать в меня пальцами? Вот она, представляете, это она, дочь Питера Пэна-убийцы.

Майк и Саския – они дома, когда я возвращаюсь. Очень подходящий момент, говорит Майк, мы как раз хотели поговорить с тобой перед выходными. Саския старается не смотреть мне в глаза, когда мы садимся на диван, Майк предлагает поставить чайник, но ему никто не отвечает.

– Мы с Саскией хотели сказать тебе, что очень гордимся тобой, тем, что ты совершила. Я знаю не много подростков, которые смогли бы противостоять такому давлению и проявить себя, как зрелая личность, но сейчас, когда суд закончился, нам нужно посмотреть в будущее и обсудить перспективы.

Всего два дня, как огласили приговор. А им уже не терпится. Отделаться. От меня.

– Джун и социальная служба занимаются поиском постоянного места для тебя. Им кажется, что они нашли потенциальную семью, она живет недалеко от Оксфорда, вокруг просторы, поля и две собаки, по-моему. Окончательно еще не решено, тебе, очевидно, нужно познакомиться с ними, посмотреть, но этот вариант представляется очень подходящим. Что ты об этом думаешь?

– Судя по вашим словам, у меня нет выбора.

– Мы не хотим, чтобы ты так к этому относилась. Мы просто стараемся устроить все наилучшим для тебя образом.

– Когда я должна уехать?

– Милли, пожалуйста, не надо так, – говорит Майк.

Я скрещиваю руки, нащупываю свои шрамы. Отворачиваюсь от них.

– Мы хотели бы, чтобы ты у нас отметила свой день рождения и закончила семестр в школе. И нужно придумать что-то по случаю твоей победы в конкурсе.

Слишком поздно, к тому времени все узнают. Тайное станет явным.

– Какая же я идиотка.

– Что ты такое говоришь? – спрашивает Майк.

– Я думала, вы меня приняли.

– Мы тебя приняли, – отвечает Саския. – Очень.

– Сас права, – говорит Майк. – Но твое пребывание в нашем доме никогда не рассматривалось как постоянное, мы говорили об этом в клинике, помнишь?

Никогда не рассматривалось как постоянное из- за Фиби. Сахар с ванилью. И тому подобное.

– Как мы уже сказали, ничего не решено окончательно, но мы постараемся договориться о предварительном визите в эту семью в Оксфорде, возможно, даже на следующей неделе.

Чем скорее, тем лучше, хотите сказать.

Ранним утром в голове моей проясняется, вмиг наступает полная ясность. Никакой внутренней борьбы, я больше не разрываюсь надвое. Я вдруг поняла, что мне нет места в этом доме. Не вписываюсь я в него. Так же вдруг я поняла, что, возможно, для такой, как я, вообще нигде нет места. Пойми это я до того, как предала тебя, возможно, не стала бы этого делать, осталась бы, вила гнездо там, где если уж нет любви, так хотя бы есть родной дом. В своей стае.

Достаю из-под кровати носок, набитый таблетками, которые складывала в него все это время, обманывая Майка. Иду с ним в ванную, захватив с собой ноутбук, закрываю дверь на задвижку, чтобы нельзя было открыть снаружи. Смотрю на таблетки, их должно хватить, уверена. Сажусь, ставлю ноутбук на колени, секретная папка, затерянная среди документов, называется:

Ты.

Я кладу в рот порцию таблеток, запиваю глотком из полупустой бутылки с водой, которую держу под раковиной. Я смотрю фрагменты видео из новостей – вот тебя привозят в фургоне. Окна затемнены, как на машине Майка, в которой привезли меня. Следующий фрагмент – последний день слушаний. Приговор. Виновна – двенадцать ответов, все присяжные, как один. Толпа штурмует фургон, который везет тебя после суда, корреспонденты тянут вверх камеры. Я закидываю еще горсть, смесь голубых и белых таблеток, немного розовых. Жму на «паузу», когда на экране появляется твое лицо. Где-то через час комната начинает расплываться, тело, как мешок с песком, приваливается к стене. Я хочу смеяться, как пьяная, но не помню, как это делается и когда это делала в последний раз.

Высыпаю в рот остаток таблеток, полную пригоршню. В основном розовые, девчачьи, больше не нужно думать, ни о чем. Я делаю глоток воды, во рту пересохло, змея, слепленная из мела, продирается по моему горлу. Закрываю крышку ноутбука, подтягиваю себя к раковине, держась за ее край. Сейчас я хочу взглянуть в зеркало, хочу увидеть твое лицо перед тем, как уйти, но руки соскальзывают с раковины, зеркало тает. Яркие вспышки света в глазах. Взрывающиеся звезды. Загадывать желание нет смысла. Я устала, очень устала.

Залезаю в кровать, нет, в ванну, думаю, что это ванна. Шторка в руке, натягиваю ее на себя, нужно как можно скорей укрыться, телефон уже наготове, она фотографирует меня, помни. Четырнадцать кафельных плиток у основания ванны, я пересчитала их в ту ночь, когда ждала заседания, когда не могла спать. Голова свешивается на грудь, отдохнуть бы, живот забит таблетками.

Меня куда-то тянут. Мои ноги.