Книга Хорошая я. Плохая я - Эли Ленд

Меня тошнит, невидимая пишущая машинка всю дорогу печатает у меня в голове одни и те же слова: Фиби знает, Фиби знает.

И скоро узнают все, если уже не узнали.

– Я не очень хорошо себя чувствую, мисс Джоунз, можно мне пойти домой?

– Ты и в самом деле осунулась. Как, по-твоему, что это может быть?

– Думаю, мигрень.

– Да, помню, читала в твоей медицинской карте, что ты страдаешь мигренями. Я обязана позвонить Ньюмонтам, они ведь твои опекуны, верно?

– Да.

Часы на стене негромко тикают, гипнотизирующий ритм напоминает мне вечер, когда я сидела у себя в спальне и ждала приезда полиции. Сейчас у меня такое же чувство, как тогда, ожидание, желание, чтобы это все поскорее закончилось. С одной разницей – сейчас я не знаю, что такое «это все».

– Все отлично, я поговорила с мистером Ньюмонтом. Либо он, либо его супруга приедут домой через час, а сейчас дома домработница. Ты сможешь дойти сама?

Я киваю.

– Хорошо, поправляйся, поспи и пей больше жидкости.

Севита уже поджидает меня, когда я прихожу.

– Здравствуйте, мисс Милли. Будете кушать?

– Нет, спасибо, я сразу лягу, чувствую себя не очень.

– Хорошо. Если что понадобится, я в прачечной.

Я смотрю, как, уходя, она крестится, Аве Мария.

Молится за меня. Или за себя. Дома одна. Со мной.

Шагаю по комнате, нужно как следует все обдумать. Знает Фиби или нет? Пост на форуме направлен против меня или просто дурацкая шутка после объявления приговора? Загнана в угол. Я. Выхода нет. Бороться, бежать. Если бежать, то куда? Таким, как я, некуда бежать.

Мне нужно непременно выяснить, что Фиби знает и знает ли еще кто-нибудь. Кому она могла рассказать? Клондин? Иззи? Всем девочкам из нашего класса. Но я встретила некоторых по дороге в школу и ничего особенного не заметила. Они бы как-то выдали себя, если бы что-то знали. Сажусь на кровать, пытаюсь успокоить ум, но такое чувство, что песок в песочных часах вот-вот весь высыплется. Я вскакиваю, снова начинаю мерить шагами комнату взад-вперед. Соображай, черт подери, шевели мозгами. Озарение наступает, когда наталкиваюсь взглядом на угол своего ноутбука, который торчит из школьной сумки.

Открываю дверь чужой комнаты, хоть не имею права. Таково правило жизни в этом доме, спальня – это территория личной неприкосновенности, вход строго воспрещен без разрешения. Это все Майк. Со своими идеями насчет создания домашней утопии, но ведь дома никого нет, у кого же мне спрашивать разрешения, я сама себе его даю. Какая стандартная комната, я заходила сюда до каникул. Постеры и розовый, сладкий запах. Сахарная вата. Карамель. Ваниль и корица. Полароидные снимки ее и ее подружек прикноплены к стене над столом. В изножье кровати висят фонарики в форме сердечек. Грот. Колыбель принцессы, а мать – снежная королева. Липкие тюбики с блеском для губ расставлены на столике рядом с кроватью, как валуны Стоунхенджа, никогда не знаешь, с кем встретишься во сне. Я знаю.

Я нахожу то, что ищу, в среднем ящике стола. Мне везет, она вполне могла бы взять его с собой в школу, но я знаю, что она делает это редко, предпочитает обходиться телефоном, на него фиксирует большинство событий. Достаю ноутбук, включаю, почтовый аккаунт появляется на экране, одно новое сообщение. Я не рискую прочесть его: она увидит, что его открывали, но читаю почти всю остальную переписку с Сэмом, она пишет ему, что она одинока, ненавидит свою жизнь и мечтает жить с ним в Италии. Последнее письмо отправила вчера ночью, сообщает, что нашла у Майка в кабинете кое-какие заметки обо мне. Еще добавляет, что, по ее мнению, я имею какое-то отношение к Питеру Пэну-убийце, что я с ней на одно лицо, просто жуть какая-то.

Новое письмо – это его ответ. Что он написал? Как она поступит?

Кладу ноутбук на место, выхожу из комнаты, закрываю дверь, иду по коридору к себе. Ложусь на кровать и лежу, пока на улице не становится темно. Пока мигрень не затихает, боль не перестает давить на затылок и пронзать верхушку позвоночника. Тогда я поворачиваюсь на бок, открываю глаза, голова теперь болит меньше, зато сердце болит сильнее, когда обвожу взглядом свою комнату. Что предпримет Фиби? Что станется со мной? Куда меня денут?

Я не в силах больше лежать и спускаюсь вниз. Саския и Майк разговаривают с Фиби, устроились в гостиной. Я ищу признаки того, что она рассказала им о своих догадках, но ничего подозрительного не замечаю.

– Смотри, Майк, ей лучше, так что нет причины отказываться от приглашения, – говорит Саския.

Фиби старается не встречаться со мной глазами и уходит после моего появления.

– Куда вы собираетесь? – спрашиваю я.

– Нас Боуэны пригласили сегодня на ужин, но раз ты себя плохо чувствуешь, я подумал, что нам лучше остаться дома.

– Я поспала, мне гораздо лучше.

Если они уйдут, мне, может, удастся переговорить с Фиби, урезонить ее, убедить, что я не похожа на тебя.

– Сомневаюсь, что нам следует идти, столько всего накопилось за последние дни, нужно серьезно поработать.

– Я в порядке, собираюсь заняться уроками.

– Надеюсь, Милли, ты честно признаешься, если плохо себя чувствуешь, мы здесь для того, чтобы помогать тебе.

– Майк, она же сказала, что все в порядке. Времени нет, нам пора выходить.

Майк кивает, говорит – видишь, меня лишили права голоса. Пока они надевают пальто, он тянет время, использует разные способы: то перебирает почту на полочке у двери, то передвигает обувь на полу своим ботинком. Рассуждает, что в холле нужно заменить плитку.

– Может, я его быстренько замеряю? – предлагает он.

– Нет, мы уже опаздываем, пошли, – возражает Саския.

Не то чтобы в нем говорит материнский инстинкт, но он явно ощущает что-то, какое-то напряжение в доме. Он делает последнюю попытку:

– А как же Рози, ее надо выгулять.

– Кто-нибудь из девочек выгуляет. – Саския неумолима.

– Милли, мы точно можем уйти?

– Конечно, все в порядке.

– Телефон Боуэнов на доске, позвони, если что, что бы ни было, – говорит он напоследок, и они уходят.

Я в растерянности, как поступить. Можно подняться в комнату к Фиби, постучать. Сказать, что хочу поговорить с ней о чем-то. Но я не знаю, что сказать дальше. Сажусь на один из диванов, чтобы все обдумать, Рози крутится у моих ног. Она первая своим острым слухом различает шум наверху. Садится, наклоняет голову, прислушивается к шагам Фиби, которая спускается по лестнице. Она зовет Рози, но собака не двигается с места. Она снова зовет, на этот раз более нетерпеливо. Властно.

– Она тут, со мной, – откликаюсь я.

Она ничего не говорит в ответ, как если бы меня вовсе не было. Чуть погодя произносит, не заходя в гостиную: «Ее нужно выгулять, мама прислала сообщение».