Книга Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс Лихт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любовные письма также можно отнести к эротической литературе (самый ранний пример – письмо Лисия, о котором мы уже упоминали (с. 205) и которое включено в диалог Платона «Федр»). Можно привести также письмо, которое в пьесе Плавта «Псевдол» написано финикийской девушкой своему дружку, поскольку оно отражает тип любовного греческого письма: «Прощай, ты, наша страсть – вся сласть любовная, / Игра и шутки, поцелуи сладкие, / И тесные любовные объятия,/ И нежных губок нежные кусания, / Прощай, грудей упругих прижимание! / Нет больше наслаждений этих нам с тобой. / Пришел распад, разлука, одиночество, / Друг в друге если не найдем спасения. / Дать знать тебе стараюсь, что узнала я. / Увижу я, насколько любишь ты меня, / Насколько притворяешься. Теперь прощай»[83].
Во II в. н. э. ритор Лесбонакс выпустил собрание любовных писем, также и Зонэй писал любовные письма, и Мелесерм – любовные письма гетере. О трех последних мы не знаем ничего, кроме их имен, однако сохранились 118 писем Алкифрона, младшего современника Лукиана. Совершенно очаровательны два письма, которыми Менандр обменялся со своей возлюбленной Гликерой; там также есть несколько писем к гетерам, которые составляют всю четвертую книгу. Его письма полны любовью к Афинам и ко всей греческой культуре, которая в них так живо отражается; во многих из них мы найдем искры буйной чувственности, чему примером может служить следующий отрывок:
МЕГАРА К БАКХИДЕ
«Ты единственная девушка у возлюбленного, и ты любишь его так, что не можешь расстаться с ним ни на миг. Добрая Афродита, какой дурной вкус! Гликера просила тебя прийти на ее жертвенный праздник много дней назад – это было на празднике Дионисий, где она нас познакомила, – и вот тебя нет там!.. Полагаю, это из-за него, ты не можешь посетить старую подругу? Ты стала добродетельной женщиной и целиком предана своему возлюбленному, но все же мы просто распутные шлюхи. Все из нас были там – Фессала, Мосхария, Таис, Антракия, Пелата, Триаллис, Миррина, Хрисиона, Евксиппа; также и Филумена, хотя она только что вышла замуж и у нее ревнивый муж, сразу пришла к нам, как только уложила мужа спать. Ты единственная, кого не было. Но ты конечно же должна была согревать своего Адониса. Наверное, ты боялась, что какая-нибудь Персефона утащит его, если ты, его Афродита, оставишь его одного. Ну и вечеринка у нас была! – хочу, чтобы ты раззавидовалась, если можешь, – какая потрясающая вечеринка! Песни, шутки, вино до самого рассвета, духи, венки и вкуснющая еда. Мы расположились в тени лаврового дерева, и единственно, чего недоставало – это тебя, а больше ничего. Ты знаешь, мы часто выпивали и раньше, но так приятно – в первый раз. Самым интересным был спор между Триаллис и Мирриной, чья попка красивей и нежней. Потом Миррина развязала свой пояс и осталась перед нами в одном шелковом белье, сквозь которое ясно были видны ее тяжелые ягодицы, которые тряслись, как желатин или простокваша; она потом глянула на них через плечо и стала ими шевелить. В то же время она не выглядела грубой, как если бы выполняла некие эротические движения, я так и обалдела от удивления.
Триаллис не отставала, но вела себя более развязно, она сказала: Я не стану бороться за покрывалом и жеманничать, я буду сражаться голой, как это принято у борцов».
Другая атмосфера встречает нас, когда мы углубляемся в «Эннеады», произведение из девяти книг, автором которого был Плотин из Ликополя (III в. н. э.). Неутомимый полуслепой и физически слабый создатель неоплатонизма часто занимался проблемой любовных отношений; он, однако, считал чувственность грехом, по меньшей мере помехой на пути к духовному совершенству, актом саморазрушения, как он показал на великолепной аллегории прекрасного Нарцисса, влюбившегося в собственное отражение, которое увлекло его в глубину, его поглотившую. Плотин был увлечен той мыслью, что мудрец должен настолько проникнуться идеей Чистоты и Красоты, что одно уже знакомство с категориями Прекрасного в чувственном мире и освобождение его от телесной зависимости может привести его к наивысшему блаженству, которое сродни идее чистой духовности. Для него, следовательно, Красота, которую он не устает славить, является синонимом нравственного блага, исходя из этого он написал три блестящих эссе – «О Прекрасном», «Об Эроте» и «О Красоте духовной». Издатель его произведения Порфирий Тирский возражает Плотину, когда, например, тот утверждает, что нужно отказаться от мысли употреблять в пищу плоть животных, ибо это возбуждает чувственность. Надо сказать, что свои идеи он сам воплощал в жизнь, например женился на Марцелле, вдове с семью детьми, что мало пользы принесло ему в этом мире, однако при этом воспарил его философский дух. Несомненно, среди христиан прошел слух об этом, и этот удивительный поступок стал примером для Порфирия, в результате он женился на старой еврейке со многими детьми, однако скорее из жадности, а затем и вовсе отошел от христианства.
Едва ли стоит напоминать, что в многочисленных лексикографических произведениях, которые до нас дошли, и особенно в сборниках пословиц и поговорок, в хрестоматиях эротических деталей бесчисленное множество; однако эти произведения мы не можем здесь разбирать, поскольку они не являются отдельным литературным жанром, но представляют собой лишь цитаты из произведений других авторов.
Остается дать краткий обзор последнего периода греческой литературы, обычно обозначаемый приблизительно с 300-го до 530 г., и именно в это время греко-римская культура – драгоценная ветвь на древе гуманизма – постепенно сошла на нет. В ее уничтожении, одном из самых печальных в истории человечества, огромную роль сыграло давление снаружи, жестокий натиск варварских племен, среди которых можно назвать парфян и блеммиев, и, наконец – но не в последний раз, – она пережила атаки германских орд и готов и самое главное – растущее влияние христианства. Так называемые язычники, особенно после времени правления императора Аврелиана, который, как и многие люди этой культуры, пал жертвой заговорщиков после пятилетнего правления, разумеется, пытались объединить христианское и языческое мировоззрение в так называемом солнечном культе – однако напрасно: «терпимое» христианство не приняло в этом участия, оно слишком заблуждалось относительно собственной роли как универсальной религии, в результате мир пошел по этому пути и под землей скрылись те обломки прекрасного, та жизнь чувств, которые на протяжении столь долгого времени доставляли людям истинную радость.
И не только это. Многие понятия, которыми гордились древние греки – свобода, независимость, свобода мнений и высказываний и другие, – поблекли перед всевластием цезарей, управлявших новой столицей Византием, или, как его впоследствии переименовали, Константинополем, с этих пор византийская иерархия принимает сервильный оттенок, так что даже сегодня абсолютное подчинение подданного господину называют «византийством».
Если говорить о поэзии, по меньшей мере можно упомянуть фрагмент эпиталамы, сохранившейся на папирусе. То, что посещение театральных представлений мима и пантомимы постепенно стало считаться неприличным и в конце концов было запрещено для студентов римского университета и для их наставников, а затем и для все более широкого круга – неудивительно. Однако представление пантомимы было полностью запрещено лишь императорами Анастасием и Юстинианом. Уже давно вошло в обыкновение, что на женские роли брали девушек, и в основном сомнительного поведения. Хоровые песни, которые связывали сцены, носили крайне непристойный характер.
