Книга Другое детство - Сергей Хазов-Кассиа

Это было не так легко. Катя была несвободна. Она жила с мужчиной, который был гораздо старше и, более того, собиралась за него замуж.

Артур, наверное, не хотел мне этого рассказывать, стесняясь своего щекотливого положения, но сама Катя не видела в этой ситуации ничего странного. Во время одной из наших встреч в самом начале знакомства она вдруг сказала:

— Мы с Андреем на выходные на дачу к его родителям поедем. Уезжаем в пятницу утром, так что я с вами, мальчики, не увижусь теперь до следующей недели.

— А кто это Андрей? — спросил я.

— Ну-у, муж мой будущий, — протянула Катя, явно удивлённая тем, что я до сих пор не в курсе.

В комнате повисла пауза. Я не знал, как обычно реагируют в таких случаях, Артур потупил глаза и не произносил ни слова. Только Катя, казалось, не была ничуть смущена:

— А! Артёмка, тебе Артурчик не рассказал ничего… Ну, ничего страшного.

Да, так вот получилось, что я не одна. Есть у меня мужчина. Андрей его зовут. Да вы не расстраивайтесь, мальчишки, он у мамы в деревне, вам он ничего не будет стоить, — процитировала она известный фильм и засмеялась.

Адюльтер меня мало беспокоил с моральной стороны, но мне было интересно, что думает по этому поводу Артур. Насколько я знал своего друга, играть второстепенные роли он не любил. Тем более Катя даже не подавала вида, что собирается в перспективе бросить своего Андрея. Но Артур на эту тему говорить не хотел и каждый раз, когда я намекал на эту неприятную особенность их отношений, мрачнел и переводил разговор на другую тему. У меня же не доставало духу спросить его напрямую. Да он, наверное, всё равно бы ничего не ответил.

По вечерам Катя возвращалась домой, но после школы мы теперь всегда были вместе. Обычно они сперва ехали к Артуру, а потом возвращались в наш район и приходили ко мне. Пару часов мы болтали, потом Катя уходила домой, Артур оставался ещё ненадолго — так, чтобы уйти перед самым приходом мамы. Иногда Артур не приезжал, а Катя по привычке заходила.

После Дианы она была единственной девушкой Артура, с которой мы сблизились, но, в отличие от Дианы, общение с ней не казалось ни натянутым, ни искусственным. Нам обоим нравилось быть вместе, у нас не было недостатка в темах для обсуждений, и Катя никогда не заводила разговоров, которые могли бы меня смутить или поставить в неловкое положение по отношению к Артуру. Порой я провожал её до границы нашего микрорайона: она не позволяла мне ходить дальше, чтобы не встретиться ни с кем из знакомых мужа.

Но даже в нашем микрорайоне мы могли долго ходить кругами около моего дома и разговаривать. Чаще всего это была простая, ни к чему не обязывающая болтовня, но иногда мне казалось, что Катя становилась серьёзнее, чем обычно, и тогда за поверхностной простотой проглядывала взрослая, познавшая трудности и разочарования, но тем не менее большая и светлая душа.

Однажды мы шли рука об руку по весенней грязи. Было начало марта. В наших краях это престранная пора. Кажется, что зима отступила и природа начинает просыпаться. Снег осел и готов исчезнуть, воробьи совсем по-весеннему чирикают в ещё голых ветках деревьев, в воздухе пахнет предстоящим теплом и солнцем, которого, правда, пока не видно. И хочется верить, что зима закончилась, а серым дням и неделям пришёл конец, и скоро можно будет скинуть зимнюю одежду и ходить в одном только свитере, пусть даже ещё не в футболке. Но всем прекрасно известно, что это ложные надежды. Северная весна обманчива. Непременно подует ещё с Балтийского моря холодный ветер и заставит воробьев замолчать, а людей — закутаться в зимние пальто.

Я расстегнулся, снял шапку и шарф и держал их в руке, наслаждаясь тёплым воздухом, овевавшем мою голую шею. Были ранние сумерки, когда неясно, то ли уже наступает вечер, то ли просто тучи опустились слишком низко. Катя была осторожнее и раздеваться не стала, мы медленно шагали нога в ногу, не смотря друг на друга.

— А ты что будешь после школы делать? — вдруг спросила она.

— Не зна-аю, — протянул я. — А что?

Этот вопрос мучил меня наряду со всеми остальными. В нашем физико-математическом классе мы могли выбирать из двух вузов, куда поступали почти без экзаменов. Но даже названия этих институтов звучали пугающе, как лай злых овчарок: военмех и политех. Я попытался ходить на курсы высшей математики в военмех, но первый же урок показал, что я не только ничего не понял, но даже и не пытался понять, все эти цифры на доске не вызывали ничего, кроме изжоги. Но альтернативы не было, как не было и ответа на вопрос «Кем ты хочешь стать?». «Пожарным», — хотелось ответить, как в детстве, но я понимал, что сейчас не до шуток.

— Нет, ничего, просто спросила. Ты какой-то грустный в последнее время, Артёмка. Что-то случилось?

— Ничего. А чего веселиться?

— А чего грустить? Обижает тебя кто, котёнок?

Мне захотелось сказать, что нет, никто не обижает, но от этого не легче, уж лучше, чтобы кто-то обижал. Но я сдержался. Слишком многое пришлось бы объяснять.

— Да нет, никто не обижает. Просто нет что-то настроения.

— С мамой нормально всё?

— Ну, как нормально… Ругаемся каждый день, а так ничего.

— А из-за чего ругаетесь?

— Да-а… Так… По-разному. Сложно с ней.

— Переживаешь из-за неё?

— Нет. Привык уже, в общем, не страшно. Из-за неё не переживаю.

— Из-за кого-то другого тогда?

— Нет. Нет никого, из-за кого стоило бы переживать. Знаешь, просто бывает непонятно, что происходит. Раньше мне казалось, что я был влюблён… Ну, там, в одну девушку, и из-за этого страдал. Но теперь понемногу прихожу к мысли, что это было всё несерьёзно: и любовь, и страдания. А теперь, вроде, и нет какой-то видимой причины, но на душе всё равно неспокойно. Понимаешь?

— Понимаю. Мечешься ты просто. Себя найти не можешь.

— Да. Ты права. Не могу. И не знаю, что делать. Не может же это вечно продолжаться?

— Ну почему же не может? — с хохотком сказала Катя. — Может! Некоторые всю жизнь мечутся и никак не успокоятся. Но ты, мне кажется, не из таких. Я тебе вот что скажу, Артём. Сходи в церковь. Не важно, веришь ты в бога или нет, но тебе легче станет, вот увидишь. — Слово «бог» она произнесла по-простому, с «х» на конце: «бох».

— Да. Может быть, — пробубнил я, несколько удивлённый её советом.

К вопросам религии в нашей семье относились просто. То есть, вернее сказать, не относились никак. Кроме туристических экскурсий по соборам я был в церкви только два раза: на собственных крестинах (мне было лет семь, когда среди маминых подруг прошло поветрие крестить своих уже выросших детей), да ещё на похоронах одной бабулиной подруги. О существовании или отсутствии бога я не задумывался — хватало над чем размышлять и без того. В маминых книгах эта тема, правда, обсуждалась достаточно активно, но я эти места пропускал, богословские вопросы интересовали меня куда меньше, чем переселение душ.