Книга Долгое молчание - Этьен ван Херден

И он понял, что они поставлены на колени, уничтожены, а по тому, как они украдкой следят друг за другом, мог точно сказать, что это больше не люди, а звериная стая. Вы охотитесь в стае, думал, он, глядя на них. Это бесприютные бродяги, которыми я командую, которые странствовали со мной и в чьем уничтожении я, их офицер, сыграл свою роль; военное отребье со шлюхой верхом на быке, они целый год насиловали женщину, молча терпевшую все это за кустами и скалами, а теперь исчезнувшую с чернокожим фельдкорнетом, а мы понятия не имеем, какой платы она потребует.

— Пойдем дальше? — спросил он. Они смотрели на него, но не видели; они наблюдали друг за другом, они дышали в унисон, как стая, они… Он поднял маузер и направил на них. Они отпрянули.

— Чего вы хотите? Закопаем золото или потащимся дальше?

Он чувствовал запах их пота, их беспокойство по поводу решения, которое требовалось принять. Над ними нависла уставшая тень старого президента; они думали о женщинах в концентрационных лагерях, которые отрезали ручки у своих детей перед тем, как завернуть их трупы в брезент, засыпать их гашеной известью и предать земле. Они думали о матерях, которые отдали им эти маленькие ручки, чтобы засолить их. Он чувствовал, как детский мизинчик царапает ему желудок.

И тогда он повернулся к Меерласту.

— Мистер Берг!

— Да, фельдкорнет. — Мужчина в экстравагантной шляпе подошел к нему. Куда-то исчезла хромота — он шел со вновь обретенной уверенностью.

— Куда вы поведете нас?

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что нам нужно найти потайное место. — Рыжебородый посмотрел на своих людей, сообразил, что все еще целится в них, и опустил ствол. — Сначала нужно закопать золото.

— Выше в Горе Немыслимой есть пещера бушменов.

Но Рыжебородый помотал головой.

— Нет, в пещере начнут искать в первую очередь.

— Дальше на юг есть выступ.

— А там во вторую очередь.

Меерласт потер глаза.

Он на добрую голову возвышался над уставшими мужчинами вокруг. Я могу стереть их с лица земли одним щелчком, подумал он, словом или жестом. Они походят на сорняки, дрожащие от ветра, эта жалкая команда, в чьей повозке находится золотой резерв республики — можно в это поверить? Потом вгляделся в напряженные ярко-синие глаза фельдкорнета и решил: пожалуй, лучше действовать осмотрительно.

— Есть еще старая копь…

— Нет, старая копь — это третье на очереди место.

— Так где же?

Один из людей шагнул вперед.

— Невозможно спрятать повозку такого размера.

Меерласт показал на небо.

— Сегодня нет луны. Мы можем передвигаться молча.

Еще один пробурчал предупреждающе:

— Предательство.

— Боже, — пробормотал Рыжебородый, — это государственный резерв…

— Нужно разделить его на четыре части и спрятать каждую по отдельности.

Рыжебородый полыхнул глазами.

— Ты с ума сошел? Мы этого не сделаем! Как ты собираешься охранять четыре клада?

Тут еще один спросил:

— А с чего ты решил, что мы можем доверять этому?

Теперь все взгляды устремились на Меерласта, пошатывавшегося на своей деревянной ноге. Тот взмахнул шляпой; слишком величественный жест для подобного случая, подумал Рыжебородый. И человек этот слишком экстравагантен — весь его дом излучает страсть, любовь к деньгам. Слишком демонстративно — как те внезапно разбогатевшие семьи в Трансваале, что нашли на своей земле золото.

Осторожно, подумал он. Осторожно.

— Я… — начал Меерласт.

— Нас направили к нему надежные люди, — напомнил Рыжебородый. — Нас заверили, что он вполне достоин доверия. — Он взглянул на Меерласта. — Мы должны закопать золото в самом заурядном месте, где никому и в голову не придет его искать. Где нет никаких ориентиров. На Божьей голой земле.

— На Божьей голой…? — переспросил Меерласт.

— Да, — отрезал Рыжебородый. — И мы продумаем план, чтобы быть уверенными, что ни у кого не будет всей информации о том, где золото.

— И как ты собираешься это сделать? — поинтересовался один из его людей. Они нетерпеливо ерзали в темноте. Появилась вечерняя звезда, из свежеполитого огорода неподалеку повеяло илом и растениями.

— Бог знает, — спокойно ответил Рыжебородый. — А мы должны все проделать правильно. Война в один прекрасный день закончится, и тогда все взоры обратятся на нас. Вы это понимаете?

— Да, — ответили они в один голос.

— Только двое будут знать, где золото, — продолжал Рыжебородый. — Ты и я. — Он показал на Меерласта. — Но ни у тебя, ни у меня не будет полного знания.

— Как…

— У тебя есть черная ткань? — спросил Рыжебородый Меерласта. — Нам нужны повязки на глаза. И чтобы хватило всем, в том числе и нам с тобой.

— И фельдкорнету-кафру, — добавил Меерласт.

— Зачем?

— Он возвращается сюда. Он забрал вашу… — Меерласт замялся. — Он забрал вашу… женщину туда, где о ней позаботятся.

Рыжебородый отвернулся.

— Принеси повязки. — Он стоял и смотрел в ночь, слушая, как волочится по траве деревянная нога Меерласта, как он хромает по веранде и по деревянным полам в доме. В сыром огороде квакали лягушки. На горе снова завыл тот же шакал. Он потер лицо, и рука показалась ему холодной на пылающих щеках.

Слишком долго; слишком долго и слишком далеко. Слишком много навалили нам на плечи. Когда старый президент отдавал нам свой приказ, он уже не мог мыслить ясно. Война играет с людьми такие шутки: ты и не понимаешь, как она разъедает твою рассудительность, будто вода разрушает стены канавы, и все рушится раньше, чем ты успеваешь это понять. О Господи, помоги нам сегодня. Помоги нам чтить нашу республику, помоги нам принять верное решение. Искупи наши грехи. Господи, спаси нас.

— Господи, спаси нас. — Он услышал негромкое эхо, поднял глаза и увидел темные лица вокруг. Все они шептали то же самое. Он почувствовал, что борода его стала мокрой от слез.

— Господи, спаси нас, — тихонько повторил он, пошел к веранде, поднялся по ступенькам и вошел в ярко освещенный дом с книгами, изящной мебелью, охотничьими трофеями и прочими признаками денег и утонченности.

Игнорируя бокалы, он взял хрустальный графин с шерри, стоявший на серебряном подносе около масляной лампы. Он не знал, что Меерласт следил за ним от входной двери, когда жадно пил прямо из графина, и шерри стекало ему в бороду, смешиваясь со слезами. Черные повязки, которые Меерласт наспех нарезал из куска траурной ткани, свисали у него из рук, как мертвые скворцы.

Каждый уже решил, что остальные члены отряда должны умереть.