Книга Майский сон о счастье - Эдуард Русаков

– Все в порядке, шеф, – сказал Шурик, вытирая слезы. – Никаких проблем.

– Доктор, на вас вся надежда, – влюбленно глядя на Яныча, произнес «завязавший» поэт Курочкин. – Вы наш спаситель, а Вадим – наш ангел-хранитель!

– Всех спасем, всех вылечим, – заверил его Яныч, поглаживая мефистофельскую бородку, и улыбнулся мне. – Ну чего ты, дружище, невесел? Чего загрустил?

– Да нет, все в порядке, – неуклюже попробовал я улыбнуться. – Надеюсь, что все образуется…

– Вот за это и выпьем, – подхватил мои слова Яныч, – за надежду, которая умирает последней!..

– А может, лучше выпить за мужскую дружбу, – тихо сказал я, не очень уверенный в правоте и силе своих слов. – Ведь мы же все – почти ровесники… мы люди одного поколения… мы должны помогать друг другу, поддерживать друг друга… Разве не так?

– Золотые слова, – сказал Шурик.

– Ты прав, дружище, – кивнул Яныч, – ты прав на все сто.

– Абсолютно с тобой согласен, – поддержал и поэт Курочкин.

– Кроме дружбы, у нас ничего не осталось, – продолжал я упорно ломиться в их распахнутые сердца. – А ведь согласитесь – так хочется хоть во что-то верить! Раз уж Бога нет – а его, скорее всего, нету… впрочем, если он даже и есть, он же в нас все равно не верит… Вот ведь в чем проблема: не в том – верим ли мы в Него, а – верит ли Он в нас? Увы, увы… Господь отвернулся от нас, грешных, хотя сам же такими нас создал, он не хочет нас замечать, мы давно уже – беспризорные дети на этой земле. А раз не во что больше верить – будем верить в нашу дружбу… Пусть хоть что-то, хоть эти святые осколки останутся в наших душах – будем верить друг в друга!

– Вадик, дружище! Дай я тебя поцелую! – кинулся мне на шею Яныч, растроганный моими словами.

– И я! И я! – лез целоваться поэт Курочкин.

– Да я за вас, братцы… – всхлипывал расчувствовавшийся Шурик, окосевший от шампанского и моих слов. – Да я за вас… да я всех тут на хер поубиваю… Да я за друзей!.. да я!..

Так мы сладостно лгали друг другу, приглатывая полусладкое шампанское и слушая сладковатую музыку Генделя в исполнении камерного оркестра. Пели скрипки, стонали виолончели, нежно плакали флейты и драгоценным жемчугом рассыпались по нашим издерганным нервам капризные фортепьянные трели.

А потом непьющий поэт Курочкин порадовал нас своими стихами. Вот, например.

БАЛЛАДА О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

Она любила стоять у окна,А я – сидеть у огня.Когда она уходила одна,Я не был спокоен ни дня

И ждал ее с утра до темна,Любя ее и кляня……Когда же домой возвращалась она,То не было дома меня.

ЗЛОЙ ВЕСТНИК

– Ну и гадюшник вы тут развели! – скрипучим голосом произнес неожиданно вдруг возникший возле нашего стола бритоголовый Серега – тот самый парень, из-за которого я когда-то попал в ментовку. Тот самый враг бомжей, бичей и прочих социальных «отбросов», от которого крепко тогда досталось бедному Шурику.

– Как ты здесь оказался? – удивился я (уж его-то точно не было в списке приглашенных). – Каким ветром тебя занесло?

– Попутным, – ухмыльнулся Серега, расстегивая кожаную куртку. – Охрана у вас ненадежная, Вадим Иваныч… Ждите беды.

– Ты что, пугаешь меня?

– Не пугаю – предупреждаю. Мы не позволим устраивать в центре города мерзкий клоповник, пристанище для всякого сброда…

– Кто это – »мы»? – поинтересовался я.

– Такие, как я. Молодые волки, патриоты родного города. Мы наведем тут порядок. Мы эту нечисть выжжем огнем…

– Уж не меня ли вы имеете в виду? – насупился Шурик.

– А-а, и ты здесь, гнида? – Серега оскалил желтые прокуренные зубы и сунул руку в карман. – Может, выйдем на улицу, поговорим?

– Молодой человек, что вы себе позволяете? – возмутился вальяжный Яныч, отталкивая его от Шурика. – Кто вы такой?

– Я – санитар общества, вот я кто! Очень скоро вы пожалеете, что затеяли всю эту комедию с приютом… Нечего их тут прикармливать, этих тунеядцев! Кроватки им, видите ли, чистые… простынки, подушечки… супчик с котлетками… Да их убивать надо всех, как бешеных собак! Убивать! Жечь напалмом! Чтобы не мешали жить нормальным людям, чтобы не отравляли своим зловонием чистый воздух, чтобы не поганили наш город своим присутствием! Они мешают нам возрождать Россию, они препятствуют выздоровлению больной нации, они – гангренозные бактерии на теле страны… А этот – вообще тип опасный! – ткнул он пальцем в Шурика и покосился на меня. – Вы разве забыли, как он листовки террористические по стенам расклеивал? Забыли? Или вы с ним заодно?

– Эка невидаль – листовки, – рассмеялся я. – Да то была просто забава, шутка… Ты что, Серега, всерьез, что ли, принял его за террориста?

– А для вас это, значит, шуточки? Вот такие же шутники – самолеты взрывают! Наших детей убивают… а вы – их оправдываете!

– Ты бредишь, Сергей! У него самого жена с дочерью погибли в том самом самолете, что недавно разбился… Где ты тут увидел террористов?

– Да вот же он, вот – рядом с вами! Забыли, как он грозился – взорвать плотину ГЭС и затопить весь город? Забыли? Да таких, как он, надо на месте расстреливать! А вы им потакаете, вшивые либералы, гнилые интеллигенты… Так что, пока не поздно, прикрывайте свою паскудную лавочку…

– Только не пугай, не пугай!

– Думаете, это пустые слова? А ведь мы вас отсюда выкурим!

– Как это – выкурите?

– Да очень просто… Подожжем ваш «Ночной причал» с четырех сторон – и разбегутся все ваши бомжи как крысы! А мы еще двери подопрем – чтоб они вырваться не смогли, чтоб заживо сгорели в огне… На окнах-то ведь у вас – решетки! И все ваши врачи и медсестры отсюда сбегут – через неделю никого не останется!

– Да вы, молодой человек, сами – террорист, – возмущенно сказал Яныч. – За одни эти слова вас можно…

– Руки коротки! – рассмеялся Серега, отступая на шаг от стола. – На, попробуй, возьми меня.

– Шел бы ты, Сергей, отсюда, пока я милицию не вызвал, – устало сказал я. – Не успеешь и глазом моргнуть, как окажешься снова в кутузке…

– Милиция – с нами, – многозначительно заметил Серега, вновь обнажая в волчьем оскале свои желтые зубы. – Мое дело – предупредить. Чтобы потом без обид… Ну – пока! И он так же быстро исчез, как и появился.

– А ведь, может быть, он и прав, – вдруг сказал погрустневший Шурик (вот уж от кого я не ожидал таких слов), – и никому этот приют не нужен… никому, кроме тебя, Вадя…

– Как?! – изумился я. – Ты – соглашаешься с этим волчонком? Он же тебя ненавидит – а ты!.. И что ты имеешь против «Ночного причала»?

– Да я не против… – замялся Шурик. – Но… как бы тебе это сказать…