Книга Дитя Всех святых: Перстень с волком - Жан-Франсуа Намьяс

Женщина опустила руку в шкатулку и вытащила оттуда длинные ремешки. Она теребила их в руках, погрузившись в какие-то свои воспоминания.

— Эта шкура — все, что у меня осталось от моей родной Пруссии. Когда я была ребенком, она служила мне одеждой. У меня отняли ее, чтобы одеть так, как полагалось, как одевали других, но когда мои воспитатели хотели выбросить ее, я так кричала и плакала, что мне ее оставили. Даже монахини потом прощали мне этот каприз. Я спала с ней все свое детство и отрочество. А когда мне пришлось отправиться вместе с Изабо ко двору, я разрезала ее на ремешки и положила в шкатулку.

Франсуа зачарованно смотрел на изящную руку, которая перебирала и ласкала длинные серые ленты.

— Но почему?

Маго приблизила к нему лицо. Ее губы слегка коснулись его губ.

— Королева хотела подарить мне королевство, я ведь так властолюбива! Я поклялась, что этими узами я свяжу свою любовь.

— Я и есть ваша любовь?

— Вы сомневаетесь в этом? Вы человек волка. Тот, кого я всегда ждала.

Франсуа резко выпрямился.

— Я не только человек волка, я еще человек льва!

И неожиданно даже для себя самого, в этой самой комнате, в ту самую минуту, которая должна была стать началом их любви, он принялся рассказывать. Он говорил Маго о своем предке Эде, возведенном в дворянство Людовиком Святым, и о своих собственных подвигах…

На что он надеялся? На то, что она откажется от него? Подобная надежда была тщетной, ибо, чем больше он говорил, тем сильнее полыхали фиолетовым цветом ее глаза. Она восклицала:

— Это великолепно! Это неслыханно!

Наконец он замолчал. Она улыбнулась.

— Идемте, я возьму вас в плен.

— Вы собираетесь привязать меня?

— Конечно, но сначала вы должны раздеться.

Это было сказано так, словно речь шла о самых естественных вещах на свете. И, тем не менее, это было неслыханно, просто чудовищно! Франсуа не спускал с нее глаз, а она все улыбалась. Все сомнения надлежало отбросить: перед ним стояла женщина из преисподней. И все-таки было еще не поздно бежать… Но он бежать не стал.

Когда он разделся донага, Маго завладела им. Он почувствовал шершавое прикосновение меха на левой руке, затем на правой. Он растянулся на кровати под балдахином, который поддерживали четыре колонны, и вскоре оказался прочно привязанным, словно приговоренный к смерти, которого собираются четвертовать. Его подруга, еще одетая, какое-то время разглядывала его, прежде чем раздеться самой.

И вот началась любовная игра, в которой Маго, разумеется, сразу взяла инициативу. Она длила игры бесконечно, повторяя и умножая ласки и останавливая их в самый последний момент. Наслаждение, которое, наконец, испытал Франсуа, было почти нестерпимым.

Изнуренный, он попросил женщину отвязать его, но она только покачала головой.

— Никогда! Волк должен оставаться связанным всю ночь. Я развяжу вас только на заре, никак не раньше.

— А в следующий раз?

Она приблизила к нему лицо. Запястья и лодыжки, связанные ремнями из волчьей шкуры, болели так, словно вновь получили сильный ожог.

— А кто сказал, что будет следующий раз?

***

После первой ночи Маго д'Аркей изменилась до неузнаваемости. Она вела себя с Франсуа, как посторонний человек, держалась на расстоянии, демонстрировала полное безразличие. Разумеется, каждый вечер она являлась на бал и танцевала с ним, но, казалось, совершенно забыла о том, что произошло между ними. Они разговаривали о пустяках, посмеивались над глупостями, которые слышали вокруг. Ее глаза все время оставались черными и ни разу не переменили цвет.

Только через десять дней Маго вновь пригласила Франсуа в свою комнату. Он же поклялся себе, что больше никогда не согласится на ремешки из волчьей шерсти. Впрочем, на сей раз дьявольская женщина даже не доставала шкатулку из черного дерева. Словно установив раз и навсегда, каковы должны быть их отношения, кто будет подчиняться и кто повелевать, в дальнейшем она вела себя с ним как все прочие женщины, была и нежной, и страстной.

Так продолжалось и в дальнейшем… Время от времени с выражением лица холодным и рассеянным, словно вспомнив о какой-то досадной обязанности, Маго приглашала Франсуа в свою постель и там вдруг превращалась в самую пылкую любовницу. Глаза ее во время таких свиданий были фиолетовыми.

Франсуа не знал, что и думать. Хотя и был он на тридцать лет старше своей подруги, рядом с ней он чувствовал себя настоящим ребенком. Она одна брала на себя право решать все, она одна знала, к чему все это должно привести.

И все же он не испытывал никакого желания прерывать их отношения. Он повиновался всем ее повелениям, и нельзя сказать, что это было ему неприятно. Так почему бы и не воспользоваться случаем?.. Тем более что никакого беспокойства он не чувствовал. Если дело примет неприятный для него оборот, он всегда успеет оставить свою любовницу.

Ибо головы он не терял и прекрасно владел собой. Маго нравилась ему, он желал ее, но не любил.

Франсуа размышлял обо всем этом, когда внезапно произошло трагическое событие и все его любовные переживания отступили на второй план.

15 июня Карл VI, как и всегда по воскресеньям, отправился во дворцовую церковь, чтобы присутствовать на девятичасовой мессе. Франсуа старался держаться позади короля, рядом с несколькими другими рыцарями почетной гвардии. Вошел священник со служками, и слуга подал королю часослов. И тогда король вдруг испустил ужасный возглас, подбросил книгу в воздух и принялся колотить слугу обеими руками. Потом, растолкав всех, схватил тяжелый подсвечник и кинулся к стоявшему неподалеку брату с криками:

— Убить, убить его!

Это произошло столь внезапно, что священник и его помощники застыли, словно окаменев. Лишь Франсуа отреагировал немедленно. «Не позволить королю пролить кровь, чужую или собственную». Одним прыжком он оказался возле обезумевшего государя и, перехватив его руку, не дал подсвечнику опуститься на голову жертвы.

Это позволило Людовику Орлеанскому, сбросив оцепенение, спастись бегством. Король не стал преследовать брата, опустил импровизированное оружие и тоже торопливо покинул церковь.

В сопровождении других стражников Франсуа следовал за ним неподалеку, готовый, согласно инструкции, вмешаться при первых признаках сумасшествия, но в остальном не ограничивая его свободы.

В данный момент, когда опасность еще не миновала окончательно, они были слишком напряжены и сосредоточены, чтобы в полной мере осознать весь ужас произошедшего. Но этот рецидив показывал, что приступ в лесу Мана был не случаен и король действительно безумен, окончательно и бесповоротно. И даже если, как и в первый раз, Карл вновь через несколько месяцев обретет рассудок, в конце концов, его ждет неминуемое слабоумие. Во Франции начиналась страшная эпоха великих несчастий.