Книга Хороший отец - Ной Хоули

Скрывая от семьи все учащавшиеся визиты, я начал чувстсвовать себя изменником. Впервые в жизни понял, как человек может завести любовницу. Дело было не в сексе, а в пересечении границ, совершении поступка, который считаешь дурным. Совершая его, я во многом перестал быть собой. Человек строит свою жизнь. Заводит семью. Любит своих детей. Любит работу. Но однажды он встречает женщину и, наперекор здравому смыслу, начинает разбирать собственную жизнь по кирпичику. Кто этот человек? Тот самый, который строил эту жизнь, или уже другой? Самозванец?

Не становится ли он Картером Алленом Кэшем?

Выйдя из тюрьмы, я вел свой пожилой джип на север. Выходил на тренировочную площадку и учился посылать мяч на 150 футов, потом на 200, на 60. Я цеплял мизинец за мизинец. Я стягивал чехлы с клюшек. Стряхивал грязь с самой ходовой.

Я звонил с таксофона Мюррею.

– Мы должны найти Хуплера, – говорил я. – В нем ключ.

– Боюсь, единственный способ – поступить в ЦРУ, – отвечал он. – Он призрак. Буквально. Не знаю даже, жив ли он. Труп Кобба сбросили в кювет. Хуплер мог оказаться на морском дне.

Я бежал по дневной жаре вверх по склону, дышал ртом. На курсе бывал редко. Попросил студентов присылать вопросы по электронной почте, и отвечал так же, в два или три часа ночи, объясняя упущения в диагностике, советуя пересмотреть весь комплекс симптомов. Бессонница стала синонимом ночи. Когда все засыпали, я сидел на заднем крыльце и смотрел, как медленно движется по небу луна.

Если сын не хочет отвечать, думал я, я сам найду ответы.

И вот они у меня в руках. В кухне Надя робко улыбалась нам. Она так и стояла в дверях.

– Сода? – с надеждой спросила она.

Я не сразу сообразил, какое отношение имеет это слово к происходящему – потом рывком вернулся к действительности.

– Конечно. – Я шагнул к холодильнику. – Извините.

Она приняла содовую и опять улыбнулась.

– Spasiba.

– Правда, она классная? – сквозь полный рот пасты пробубнил Мюррей. – Я познакомился с ней в ночном клубе. Она из Минска. Изучает косметологию в Квинсе. Я предложил ей прокатиться в Калифорнию. Не уверен, что она поняла, каким способом.

– Думаю, я не выдержу, – сказал я.

– Сунь его в дальний ящик, – посоветовал он. – Сожги. Я просто хотел тебе показать. Чтобы ты знал, что он есть. Ради душевного спокойствия, ну и, конечно, он может пригодиться для апелляций, если ты решишься на этот путь.

Он раскусил помидорку черри, брызнул соком на куртку.

– Ездил на мотоцикле, Пол? – спросил он, вытирая пятно. – Страшно до усрачки, но я езжу. Почему? Потому что я мужчина. Во всяком случае, хочу, чтобы так считали женщины вроде Нади. Благослови Бог этих девочек. Я уже забыл, как легко в двадцать шесть лет соглашаются раздеться. Даже уговаривать не приходится. Для них это вроде спорта. Разве они думают о преданности? О браке? Прошлой ночью эта крошка от усердия чуть не оторвала мне хозяйство.

Я смущенно покосился на Надю, но та, если и поняла его слова, ничем этого не выдала.

– Мне прочитать? – помолчав, спросил я.

– Не мне решать, – бросил он. – Я просто хотел дать тебе выбор.

К. А. К. Глядя на эти инициалы, я понимал, что дневник – не моего сына. Не Дэниела Аллена. Того незнакомого Картера Аллена Кэша, в которого превратился мой сын. Если прочту, сумею ли лучше понять, какой путь выбрал мой мальчик? Пойму ли, в какой момент он исчез и почему?

– Что здесь такое? – В дверь заглянула Фрэн.

Щеки у нее раскраснелись после прогулки. Я инстинктивно открыл ящик и запихнул в него дневник. Мюррей видел, но не выдал меня. Фрэн бросила на стол ключи от машины и чмокнула Мюррея в щеку:

– Ты не поверишь, у нас есть ложки и вилки.

Он, не переставая жевать, пожал плечами.

– Забочусь об экологии, – промычал он. – Сколько киловатт сэкономлю, сколько воды…

Фрэн рассматривала Надю, которая победно улыбнулась и отсалютовала банкой содовой.

– Кто это? – поинтересовалась Фрэн.

– Надя, – с готовностью объяснил я. – Она русская.

– Ты предлагал ей сесть?

Я уставился на жену, ошеломленный вопросом. Она терпеливо улыбалась мне, но в ее глазах мелькнуло беспокойство. Мюррей давным-давно не считался в этом доме добрым вестником. Открыв холодильник, он сунул в него почти опустевшую упаковку пасты.

– Я уже говорил Полу, – сообщил он. – Сорвался в одночасье. Великое путешествие. Нью-Йорк – Калифорния. Вот и еду. В Теннесси красота. Даже не знал. Дальше юго-запад, Юта, Гранд-Каньон. Я показывал Наде маршрут, но она поняла только, что мы собираемся в жаркое место, чтобы заглянуть в большую дыру.

Фрэн обдумывала едкий ответ, но не усела заговорить, потянулась к уху. Активировался блютус, и она вышла в столовую со словами:

– Я сейчас занимаюсь бронью, мистер Колби.

Мюррей вытер руки посудным полотенцем.

– Выглядит она счастливой, – заметил он.

– Я стараюсь.

Он достал из холодильника пару банок содовой и рассовал их в карманы куртки.

– Ну, пора в дорогу. Я обещал своей русской, что мы поужинаем суши в Вэйле.

Я кивнул.

– Мы будем очень рады… если вы останетесь. На несколько дней. На сколько хотите.

Он хлопнул меня по плечу:

– Нет. У вас новая жизнь. Выглядите вы хорошо. В форме. Я рад. Но мне здесь не место. Я – просто плохое воспоминание. Но мне хотелось, чтобы вы знали.

Я в панике подумал, что он оставляет меня наедине с дневником.

– Может, в будущем месяце приеду в Нью-Йорк, – сказал я.

– Круто. Позвоните тогда. Сходим куда-нибудь. У Нади в друзьях весь южный конец Пятнадцатой.

Я проводил их до двери. Надя вернула мне банку от содовой.

– Пока, – попрощалась она и помахала мне рукой.

В дверях Мюррей обнял меня. Его тело было сухим и крепким, как проволока.

– Хочешь совета? – тихо сказал он. – Брось его на решетку для барбекю и полей жидкостью для розжига. Нет там ничего, чего бы ты и так не знал.

– В том-то и дело, – возразил я, – что я ничего не знаю.

Я долго стоял в дверях, когда они уехали. Где-то вдали лаяли собаки. Подул ветер, пошевелил траву.

Фрэн подошла и обняла меня:

– Ты знал, что он приедет?

Я покачал головой.

– Они не захотели остаться? Хоть пообедать?

– Нет. Собрались поесть суши в Вэйле.

Она с улыбкой покачала головой и поцеловала меня в щеку.

– Я на пробежку, – сказала она.