Книга Женщина на грани нервного срыва - Лорна Мартин

Чуть позже, повеселев, я рискнула спросить ее, сколько раз она уже занималась по методу Джейн Фонды.

— Занималась? Господь с тобой. Я просто посмотрела диск пару раз с коктейлем, сигареткой и пакетиком чипсов.

Боже, храни моих подруг.

Когда я думала, что лучше уже ничего быть не может, Рэчел прислала эсэмэску с предложением пропустить по бокальчику, заканчивая фразой: «Мужики — козлы».

Вскоре Рэчел присоединилась к нам и все рассказала. Оказалось, ее второе свидание с Ангусом окончилось катастрофой. В промежутке между основным блюдом и десертом он заявил:

— Для меня честность превыше всего. Ты когда-нибудь изменяла?

— Черт его подери, идиота! — перебила ее Кэти. — Небось его бывшая ходила налево, а отдуваться придется его будущим.

— Вот что бы вы сделали? — Рэчел развела руками. — Честно выложили ему то, чего он явно не хочет слышать? Или слегка покривили душой?

— Трудно сказать, — ответила я. — Наверное, призналась бы откровенно. Иначе тебе придется жить со своей ложью, и со временем она разрастется до гигантских размеров. Если он не простит тебе давнюю ошибку — по сути, ерундовую, — если ты для этого недостаточно ему нравишься, пусть идет лесом. Он тебя недостоин. В конце концов, у всех есть прошлое. У всех свои скелеты в шкафу. Ну, у тех, кто хоть немножко пожил.

— Я, пожалуй, с тобой соглашусь, — сказала Кэти. — Хотя вопрос, конечно, — умора. Все равно что спросить: «Со сколькими мужиками ты спала?» Если парень этим интересуется, значит, ему не нужны взрослые, равноправные отношения. Он хочет непорочную маленькую девочку. Разумеется, его устроит только один ответ: «Я чиста, невинна и берегла себя для тебя». Или: «Один, но все было так ужасно, что это не считается». Пардон, но правда такова: большинство женщин нашего возраста уже бывали влюблены, в курсе, что такое секс, и, возможно, даже бывали частью любовного треугольника. Если мужик не может примириться с тем, что у женщин есть прошлое, пусть болтается возле какой-нибудь школы и присматривает себе нетронутую девицу. Хотя сейчас такие, наверное, встречаются реже, чем единороги. Интересно, а сам-то он что — весь из себя высоконравственный?

— Так что ты ответила? — спросила я.

— Я сказала ему правду. Сказала, что однажды оступилась. Это стало для меня хорошим уроком, повторять который я не намерена. Объяснила, что для меня это был способ прекратить ненужные отношения. Не самый лучший способ, согласна, но зато действенный. Иногда приходится сделать большую ошибку, чтобы понять, какие поступки правильные, а какие нет. Ошибки — это очень больно, но они помогают выяснить, кто мы на самом деле. Я сказала, что теперь знаю, какова я. И знаю, чего хочу.

— А он что?

— Сразу притих и повторил, что доверие для него очень важно. Я ответила, что тоже ценю доверие и честность, поэтому и сказала ему правду. А он заявил: «Изменила один раз — изменишь и другой».

— Чушь собачья, — сказала я. — Ясное дело, бывают серийные изменщики. Но среди моих знакомых абсолютно все женщины и очень многие парни, которые впутывались в такие истории, потом страшно об этом жалели. Оно им надо — во второй-то раз?

— Полностью согласна, — кивнула Рэчел. — Но многие так не считают. Люди не умеют ставить себя на место других. Я и сама всегда осуждала тех, кто изменяет, пока не влипла в такую ситуацию. В общем, я ушла. Не хочу лезть вон из кожи, пытаясь убедить его, что достойна его любви. Жизнь слишком коротка.

На следующее утро был назначен прием у доктора Дж. Наконец-то. Я немножко робела, как перед встречей с близким человеком после долгой разлуки. Мне предстояло возобновить плотное общение с женщиной, о существовании которой я и не подозревала девять месяцев назад и которая теперь знала обо мне больше, чем кто-либо другой в этом мире.

Как обычно, я проснулась на час раньше и тут же начала беспокоиться. Какой она будет после отпуска? Молчаливой и мрачной, как в самом начале, или острой на язык стервой, которая доводила меня до белого каления в последние недели июля?

Она встретила меня своим обычным «Входите, пожалуйста». Удивительно, но мне захотелось ее обнять. Вместо этого я криво улыбнулась. Да уж, эта дама никогда не изменяет своим привычкам. Я быстро подсчитала про себя, что к настоящему моменту услышала «Входите, пожалуйста» больше восьмидесяти раз. «Здравствуйте, заходите», или «Доброе утро, садитесь», или «Добрый вечер, как дела?» — ни разу. Всегда только «Входите, пожалуйста».

Она выглядела свежей, отдохнувшей и загоревшей. И суровой. Это впечатление усиливал строгий темный брючный костюм.

— Я что-то нервничаю, — призналась я, устроившись на кушетке.

Она не ответила. Опять решила побыть молчуньей — или просто выжидала подходящий момент для атаки?

Через некоторое время я решилась на комплимент:

— У вас красивый загар.

— Хм-м.

Я уже и забыла, насколько все это странно. В течение прошедшего месяца ее не было рядом только физически. В моих мыслях она присутствовала всегда. Однако та доктор Дж., с которой я пикировалась про себя, была куда более разговорчива, нежели ее реальный прототип.

Едва слышно тикали часы. Я поймала себя на том, что скребу ногтями кожу на пальцах. Молчание, висевшее в кабинете, давило — как в самом начале. Я не знала, что говорить, поэтому начала болтать первое, что приходило в голову. Минут двадцать рассказывала про Ямайку и судебный процесс Томми Шеридана. Я хотела показать ей, каких успехов достигла с помощью психотерапии, поэтому противопоставила свою поездку на Ямайку — разумную, четко спланированную — февральскому бардаку в Таиланде. Кроме того, я изложила свой взгляд на историю Шеридана с позиций психологии.

— По-моему, ему нужен хороший психотерапевт. Но у него слишком развиты механизмы самозащиты. Он бы, наверное, ушел, хлопнув дверью, с первого же сеанса.

Разумеется, в ответ она не сказала: «О, Лорна, какая же вы молодец! Приятно слышать о ваших успехах. И как проницательно вы анализируете других!» Не раздавалось вообще ни звука. Может, она рептилия и бурную деятельность развивает только летом? А в холодное время года впадает в спячку?

Но тупо лежать в тишине, как раньше, мне больше не хотелось. Поэтому я набрала в грудь воздуха, приподнялась и осмелилась на вопрос:

— Как вы отдохнули?

И опустилась обратно на кушетку.

Спустя несколько секунд она произнесла:

— Полагаю, для нас важнее исследовать мотивы, которые стоят за вашим вопросом. О чем вы хотели спросить на самом деле?

Я честно задумалась, но ничего не придумала. Тогда я пожала плечами и рискнула снова:

— Мне просто интересно, как вы отдохнули.

Еще немного помолчав, она проговорила:

— Обычно я избегаю обсуждать подробности своей частной жизни. Это мешает нашей работе. Но поскольку вы впервые задали мне прямой вопрос личного характера, я отвечу. Я очень хорошо отдохнула, спасибо.