Книга Гений зла Гитлер - Борис Тененбаум

И вдруг – такая неожиданная удача: английский премьер-министр Невилл Чемберлен выразил желание поговорить с рейхсканцлером Великой Германии и обсудить с ним «все вопросы, связанные с Судетами».

Чемберлен прилетел в Мюнхен и был встречен с большим почетом. Его приветствовали толпы народу – люди были очень встревожены. Несмотря на ожесточенную пропагандистскую кампанию Геббельса, каждый день твердящую о «чешских зверствах в Судетах» и об «угнетенных германских братьях, томящихся под чешской пятой», войны все-таки никто не хотел.

Разговор состоялся в резиденции фюрера в Берхтесгадене.

Гитлер сообщил своему гостю, что «хочет мира, но готов и к войне». Однако к чему же воевать, если проблему с судетскими немцами можно решить мирно, на общепризнанной основе права наций на самоопределение?

Чемберлен выдвигал возражения, но решимости в нем как-то не наблюдалось.

Это не осталось незамеченным. Когда английская делегация отбывала и запросила германскую стенограмму переговоров – обычная дипломатическая практика, заведенная для устранения возможных разночтений, ей в этом отказали. Гитлер явно желал держать ситуацию неопределенной и не хотел связывать себя ничем, даже собственными словами.

Примерно пару недель казалось, что война неизбежна.

Однако 27 сентября Чемберлен произнес речь, обратившись к населению Англии по Би-би-си. И сказал он, в частности, следующее:

«Как ужасно, фантастично, невероятно то, что мы должны рыть траншеи и примерять газовые маски из-за ссоры, происходящей в дальней стране между людьми, о которых мы ничего не знаем».

28 сентября Чемберлен, получив в парламенте записку от помощника, сообщил, что получил приглашение посетить Гитлера в Мюнхене и что он его принимает.

Ему устроили овацию, кто-то воскликнул:

«Вознесем благодарение Богу за нашего премьера!»

Не аплодировал Чемберлену разве что один парламентарий. Сейчас, осенью 1938 года, он был в глухой оппозиции правительству, практически без последователей. Но несколько лет тому назад Путци Ханфштенгль буквально из кожи вон вылезал для того, чтобы познакомить его с Гитлером, – и ему это не удалось.

Звали парламентария Уинстон Черчилль, и на будущее он смотрел очень мрачно.

Примечания

1. В абсолютных цифрах – 166 тысяч человек примерно из полутора миллионов населения. Ист.: Эл. Еврейская Библиотека, статья «Вена».

2. Отто Лёви (нем. Otto Loewi) – фармаколог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1936 году (совместно с сэром Генри Дейлом). Премия была дана за открытия, связанные с химической передачей нервных импульсов.

3. Приведенная фраза была сказана лордом Галифаксом, бывшим в ту пору английским министром иностранных дел. Ian Kershaw. Hitler. Vol. 2. P. 109.

Точка бифуркации

I

История не знает сослагательного наклонения – это трюизм. Никакого «бы» быть не может. События пошли так, как пошли, гадать, как они могли бы пойти, – дело бесполезное. Сейчас, через восемьдесят с лишком лет, мы знаем, как пошли события после подписания Мюнхенского соглашения. В русскоязычной исторической литературе документы, подписанные тогда, вообще именуются «мюнхенским сговором».

Чехословакии выкрутили руки ее же союзники, и Судетская область, со всеми ее укреплениями и военными сооружениями, была без единого выстрела сдана Германии.

Черчилль, как известно, сказал по поводу Мюнхена слова, ставшие хрестоматийными:

«По-видимому, в самом скором будущем нам предстоит незавидный выбор между Войной и Позором. И мне кажется, что мы выберем Позор, но немного погодя не уйдем и от Войны и в условиях даже хуже теперешних…»

Впоследствии это воспринималось как «пророчество Кассандры» – слишком горькое для того, чтобы ему поверили. Но в конце 1938 года это выглядело совсем не так. Как-никак, европейской войны удалось избежать, разум взял верх над эмоциями.

На будущее можно было смотреть с оптимизмом.

Конечно, престиж Гитлера очень вырос. Теперь его считали крупным политическим деятелем, журнал «Тайм» назвал его «Человеком года» – и вообще, рейхсканцлер Германии, изменивший карту Европы дипломатическим путем, действительно мог считаться великим политиком.

В этой связи в Германии даже поминали великого Бисмарка, создавшего Второй рейх.

Чехословакия действительно пострадала, утратив часть территории и населения, но в Англии это не считали такой уж жертвой. Страна ведь была создана из чешских владений Австрии и словацких владений Венгрии – так почему бы этому государственному образованию не позволить судетским немцам пойти своим путем?

Да, Рейх набирал силы, с ним следовало считаться, и сворачивать программу вооружений было бы преждевременно, но Адольф Гитлер разумный человек и с ним можно иметь дело.

Это впечатление в Европе не испортила даже «хрустальная ночь» – всегерманский погром, устроенный в ноябре 1938 года после убийства в Париже германского дипломата. Его убил 17-летний мальчишка, еврей, чьих родителей в 1936 году выкинули из Германии в Польшу.

Результатом стало повторение во всех городах Германии того, что в марте 1938 года случилось в Вене, только осуществленное гораздо более организованно и жестоко. Геринг придумал взыскать с жертв погрома миллиард марок в качестве штрафа – уж это никак нельзя было списать на «неконтролируемую инициативу снизу», но Германии сошло с рук и это. Да, если судить только по тому, что было известно к концу 1938-го, – события могли пойти по-другому.

Все было подвешено на тонких нитях.

У Германии уже не могло быть жалоб на несправедливость – Версальский договор перестал существовать. Рейх вернулся в число великих держав Европы, его интересы были признаны. Внутренние цели нового режима были достигнуты, его руководители достигли вершин престижа и богатства. Герман Геринг, например, стал вдобавок ко всему прочему еще и главным охотником Германии, и ее главным лесничим.

В 1935 году он с большой помпой женился на актрисе Эмме Зоннеман. А когда она родила ему дочь, названную Эддой [1], над Берлином пролетели 500 самолетов Люфтваффе.

Говорили, что если бы у Геринга родился сын, то самолетов было бы не 500, а 1000.

Геринг со своим размахом и аппетитами, конечно, был один на весь Рейх, но в каком-то смысле он не был исключением. Верхушке режима было что терять. Она вполне могла бы остановиться – хотя бы для того, чтобы консолидировать успех.

В конце концов, в тексте Мюнхенского соглашения говорилось о том, что Англия и Германия «никогда более не будут воевать друг с другом», а по всем вопросам, имеющим для них жизненное значение, будут советоваться, консультироваться и улаживать все разногласия миром.