Книга Хранители пути - Карина Сарсенова

— МИРА… — останавливаемая в своих порывах некой внутренней силой, Анника тихо и ласково произнесла имя дочери. «Чувствуй сердцем, познавай сердцем…» — слова Амелии ожившим эхом отдавались в ее памяти. Сосредоточившись на растущем в груди тепле, девушка протянула руки к светящемуся созданию. — МИРА, я люблю тебя…

Радужное сияние, возникшее из сердцевины капли и волнами разошедшееся по ее поверхности, было ей молчаливым ответом.

— Она такая светлая, — не сводя глаз с дочери, прошептала Анника. — Она не должна быть здесь.

— Не должна, — неожиданно согласился сверхнизкий бас. — Но она здесь.

— Почему? — балансируя в создавшейся атмосфере взаимопонимания, спросила Анника.

— Потому что ты, ее мать, перешла под власть демона, Дамбаллы. Ты выбрала сторону тьмы, — нарушив иллюзию искреннего общения, насмешливо ответил Самаэль. — Неужели ты думаешь, что твои выборы никак не отражаются на близких тебе людях?

— Неправда! — сорвавшись на крик, Анника закрутилась на месте, бесцельно размахивая во все стороны до побеления сжатыми кулаками. — Я не перешла к вам! Я ушла от вас! И поэтому меня убили!

— Да, ты ушла от нас, — внезапно миролюбиво ответил мрак. — Но убили тебя не поэтому, а потому что в тебе было недостаточно света, чтобы перейти на сторону добра, и мало тьмы, чтобы остаться на стороне мрака. Ты никому не нужная душонка, АННИКА, и возни с тобой непомерно много…

— Ты прав, — всматриваясь в свои тускнеющие контуры и вспоминая их яркое свечение в начале разговора с дьяволом, твердо вымолвила девушка. Воспоминания удивительным образом придавали ей уверенности. Уверенность, перерастающая в успокоение в результате правильного выбора. Выбора, сделанного ее сердцем. Его лучшей, светлой частью. Старательно удерживая живую память о себе, более сильной и осознанной, Анника продолжала говорить, вкладывая добытую из глубин души силу в каждое слово. — Я ничтожна. Это факт. Но кое на что у меня хватает сил. Я не предлагаю тебе ничего, САМАЭЛЬ. Я не буду с тобой торговаться. Но я существую созданной Им и потому имею право принимать решения. Это тоже факт. И я решаю остаться здесь вместо МИРЫ и матери. Я не буду служить тебе, равно как и они не служат тебе. Но я заменю их. Я прощаю Дамбаллу за всю боль, что он причинил мне и моим близким. И света в моей и их душах достаточно для того, чтобы поддержать мое решение. Отпускай их, САМАЭЛЬ. Да будет так.

— Ничто не может препятствовать выбору, сделанному человеком в состоянии осознанной силы и при условиях раскрытия духовного сердца, — голос Самаэля звучал как будто издалека. — Я принимаю твое решение, АННИКА, потому что не могу его не принять. Ты не просишь меня ни о чем, но ставишь перед фактом твоего выбора. Ты действуешь не из страха, не из ненависти, не из гнева, не из гордыни. Ты действуешь из любви. Ты раскрыла свое сердце. И я повинуюсь Тому, кто проявлен сейчас в его раскрытии. Его воля для меня закон. Отныне все в жизни твоей, твоей матери и дочери будет определяться Им как новым началом. Да будет так.

Глава 16

Единство противоположностей

Безлюдье ночного офиса наполнялось серебристым светом заглядывающей между шторами Луны. Рассеянный в темноте, он начал густеть и собираться в отчетливо рисованный луч. В ровном круглом пятне лунного света, растекшемся на метровой от пола высоте, постепенно, словно примеряясь к новому пространству, проявлялось обнаженное человеческое тело. Вылеплявшийся из лунного луча жилистый мужчина лежал на спине, обратив к глядевшей на него Луне плотно закрытые неподвижные глаза. Струясь по гладкой коже, лунный свет подчеркивал ее мертвенную бледность.

Продвинувшись дальше, щупальце ночного светила медленно опустилось на мягкий ковер. Неожиданным толчком освободившись от несомого груза, луч исчез, рассеявшись пылинками разреженного света…

Открыв глаза, Геннадий несколько мгновений озадаченно созерцал окружающее пространство. Плавно поднявшись, он подошел к окну и проводил потерянным взглядом скрывшуюся за тучами Луну.

— Та-а-ак… — потерев затылок, вполголоса спросил он сам себя. — Что бы это значило?

Задрав голову, он удрученно рассматривал девственно целостный потолок. Подергав запертую снаружи дверь, заметался по комнате, натыкаясь на прячущуюся в темноте мебель, быстрыми нервными шагами. Отчетливые и резкие, как у заправского военного, они мало походили на змеиную вкрадчивость его прежних движений… Ослепленный накрывшим комнату мраком, он с грохотом врезался в дремлющий в углу платяной шкаф.

Луч лунного света, пробившийся сквозь неплотно занавешенные шторы, яркой надеждой прорезал окружившее его царство тьмы. Бросившись к лучу, Геннадий пытался поймать руками его светящуюся спасительную нить. Спугнутый его бесцеремонностью, луч отодвинулся в сторону, уводя заблудившегося странника за собой. Хлопая ладонями друг о друга, словно аплодируя самому себе, Геннадий безуспешно старался поймать просачивавшуюся между пальцами надежду…

Внезапно тьма стала еще насыщенней и гуще. Облако застоявшейся пыли вынырнуло из ее глубин и кинулось Геннадию в лицо. Закашлявшись и замахав руками, силясь разогнать непонятный мрак, он ухватил пальцами что-то вполне в нем осязаемое. Обшарив ближайшее пространство, Геннадий убедился, что стоит посреди чего-то мягкого, широкого и длинного, запутавшись в созданных этим чем-то тяжелых складках. Инстинктивно разведя их в стороны, он и не заметил, как они, послушные движению его кистей, разъехались в разные стороны.

Огромное, во всю стену, зеркало, подсвеченное изнутри отражавшимся в нем лунным светом, смотрело на него равнодушным стеклянным взглядом.

Лунный свет, впитавшийся в его идеально гладкую, незаметную поверхность, серебристым свечением рассеялся по отраженной в ней комнате. Повинуясь вспыхнувшему в душе побуждению, медленно, словно уйдя в глубинное воспоминание, Геннадий поднял руку и совершил перед зеркалом двойное круговое движение. Знак бесконечности, проявившийся в движениях его руки по ту сторону зеркала, загорелся тусклым металлическим светом. Немигающим взглядом Геннадий отрешенно созерцал мелкую рябь, пробежавшую по стеклянной поверхности. Прокатывающиеся по ней волны становились все больше и больше, пока полностью не поглотили посеребренное комнатное отражение…

Громовой удар, сотрясший зеркало изнутри, глухим гулом разлетелся по офису. Разметанные в стороны поверхностные волны зашипели, и вспышка кроваво-черного пламени, вылетев из зазеркальных глубин, бросилась на Геннадия.

Отпрыгнув, он споткнулся о стоявший за спиной стул и с грохотом покатился по полу. Уворачиваясь от языков жидкой лавы, переливавшейся через зеркальный порог, очень скоро он оказался загнанным в угол. Раскаленные брызги, следуя инерции продолжавшихся в зазеркалье взрывов, врезались в открывшуюся им реальность. Соприкасаясь с мебелью, стенами, полом, куски пламени сжимались в черные точки и сразу же с шипением расправлялись, превращаясь в извивающихся тонких змей. Десятки, сотни черных блестящих рептилий заполнили комнату. И все как одна, следуя ведущей их незримой силе, они устремлялись к забившемуся в угол растерянному Геннадию…