Книга Сама себе враг - Анна Михалева

— Если вы позволите, — Тая стремительно покинула костюмерную, на прощание взяв с племянницы слово, что та позвонит ей, когда доберется до дома.

— У нас паника, — сообщила Настя, садясь в кресло, — Людомирова все нет, и главного нет. Игорь Гуров, ну, который дублирует Людомирова, простыл и хрипит, как бронхиальная астма во плоти. Как он будет говорить на сцене? Рита отпаивает его чаем с лимоном, только это не помогает. А Ганин шатается по коридорам какой-то странный, глаза горят. На меня так зыркнул, что я забыла, как меня зовут.

— Что говорят об убийствах?

— С ума сошла! — возмущенно воскликнула подруга. — Кто сейчас об этом помнит?! Зрителей уже полный зал, а у нас не ясно, кому выходить на сцену. Леночка — наш помощник режиссера — в истерике. Ганин, как я сказала, в полной отключке. Некому взять власть в свои руки.

— Бери ты.

— Кто мне ее даст? — Настя даже подскочила в кресле.

— А кто отнимет? — резонно ответила Алена.

— Ты думаешь? — все еще колеблясь, Настя поднялась.

— Изобрази деятельный энтузиазм, за тобой потянутся, — подбодрила ее Алена. — Проблема в том, что никто не может взять на себя ответственность и поднять занавес.

— А с чего начать?

— С того, что ты обычно делаешь перед спектаклем — оповести всех, что начало через пять минут, что готовность номер один, ну и так далее в том же духе. Только будь бодрее.

— Ты молодец! — в Настиных глазах загорелось истинное восхищение. — Все, я пошла.

У двери она остановилась:

— Передашь Коржику, чтобы валил ко всем чертям?

— И не подумаю, — усмехнулась Алена.

— Что-то у меня ноги, как ватные, — призналась подруга, вцепившись пальцами в косяк.

— О, господи! — Алена подскочила и, раскрыв дверь, вытолкала ее в коридор. — Мне, что ли, выполнять твою работу?!

— О! — на них чуть не налетел Людомиров.

— Выпустили! — хором вздохнули девушки.

— А куда они денутся, — хохотнул он.

— Так я пошла, — Настя решительно ринулась на обход гримерных.

— Удачи! — крикнула ей вслед Алена. Та только кивнула.

— А гуру? — Алена схватилась за ускользающий рукав людомировской куртки.

— И его, — поспешно ответил тот, всем телом подавшись вперед. — Вместе на такси сюда летели. Да вон он пошел.

В дальнем конце коридора действительно мелькнули белые одежды и скрылись за поворотом.

— У него же после спектакля тайная вечеря.

— В каком смысле?

— Ты что, не знала? — усмехнулся актер. — Он же каждый вечер ровно в девять за сценой воздает молитвы со своими последователями.

— Мне нужно с ним поговорить.

— Ха! С ним все хотят поговорить, только никому пока не удалось это сделать. Он молчит. На Петровке его пять следователей терзали — нулевой результат. А в такси ехали, я его спрашиваю: «Кто убийца? Скажи, — говорю, — сволочь. А то на метро добираться будешь». Он только хмыкнул. Может, действительно, тебе удастся выяснить. Не знаю, сходи к нему в этот его кружок, авось растает его ледяное сердце. Надоело трястись в постоянном ожидании нового безвременно усопшего.

— Пять минут! — прокричала Настя.

— Все! До завтра. Я лично после спектакля — домой, мыться. Такое на меня гнетущее впечатление произвел отдел по расследованию убийств, что очень хочется принять душ.

Он унесся, оставив Алену в глубоких раздумьях над смыслом жизни. Правда, не своей жизни.

* * *

Спектакль прошел на редкость гладко. Настена была на высоте, координируя выходы актеров и работу остальных участников спектакля. Пока она носилась по театру, Алена, предприняв неудачную попытку разыскать гуру, вернулась в костюмерную. Только здесь, в тишине, она наконец позволила себе спокойно сесть и подумать. «Вероятно, дело близится к развязке», — неожиданно пришло ей в голову. Это был даже не вывод, к которому обычно приходят после долгих и мучительных размышлений. Она определила это, как некую внутреннюю уверенность, некую общую готовность всего своего организма к тому, что убийца вот-вот даст о себе знать. Чем это было продиктовано? По большей части, конечно же, заявлением отца Гиви, который наверняка знает или видел больше остальных. Кто же он все-таки такой, этот гуру? Федоров красочно описывал их встречу рядом с закусочной «PAPAY», расположенной где-то между Лос-Анджелесом и Голливудом. Оказавшись неподалеку от «Фабрики американских грез», Федоров просто не мог не посетить это место. И вот по дороге они с другом решили перекусить в той самой забегаловке, где подавали отличного цыпленка в кляре. Остановили машину, вышли и тут увидели до того странную фигуру, что напрочь позабыли о еде. Отец Гиви, а странной фигурой оказался именно он, сидел по-турецки в центре парковочной площадки и медленно выводил руками в воздухе большие круги. Он был все в той же белой кофте с капюшоном, закрывающим лицо, в тех же белых джинсах и белых кроссовках. Федоров с другом прошли было мимо — в конце концов, мало ли сумасшедших фанатиков в Калифорнии. Друг так и заметил Вениамину: мол, «еще один шизик». И принялся рассказывать о том, как недавно в аэропорту трое мусульман прямо посреди зала ожидания расстелили коврик и «бились бошками об пол, воздавая хвалу Аллаху».

— Твоя жизнь круто изменится! — прозвучало у них за спиной.

Услыхав русскую речь посреди Калифорнии, друзья, разумеется, не смогли остаться равнодушными к ее носителю. Им оказался тот самый странный «мистер в белом», как окрестил гуру спутник Федорова. Они подошли к нему, завязался непринужденный разговор, плавно перетекший в дружескую беседу за бутылочкой «Русской», распитой уже к вечеру на залитом последними красными лучами солнца пляже. Ну а что было дальше, Алена уже знала: гуру вместе с новым последователем своей странной религии — Федоровым — пересек океан и появился в театре, свалившись на лысеющую голову главного, как снег в июле. А вот что было с отцом Гиви до встречи с Вениамином — не знает никто. Странно, но по документам гуру является гражданином далекой Мексики, но как он там оказался, да еще и гражданство получил, — одному ему и известно. Во всяком случае, он ни с кем не делился этой информацией. Да и вообще, он с самого своего появления в театре открывал рот лишь для того, чтобы произнести очередное пророчество, и тем самым снискал к себе благоговейный интерес и приобрел много последователей своего учения. Как он этого добивается? В смысле, неужели он действительно чувствует, что должно произойти? Или он точно знает, что произойдет? Но если он знает, то, значит, он участвует в осуществлении своих «пророчеств».

Странный мотив для многочисленных убийств, к тому же он никак не вяжется с самой логикой совершенных в театре преступлений. Ведь логика-то проста! Убийца желает, чтобы в «Гамлете» играли выбранные им актеры. Все остальное — ерунда. Смерть дядюшки Ляхина скорее всего случайность. «В таких делах не бывает случайностей», — вспомнила Алена слова Вадима. Но в противном случае убийства Журавлева и Лисицыной просто теряют смысл. Если Ляхин действительно зарезал собственного дядю, на кой черт ему нужно было начинать свою преступную акцию так издалека? То есть Ляхин отпадает. Как отпадает и Людомиров, потому что и ежу понятно — парня подставили, когда Вадим в своем расследовании подошел слишком близко к самому убийце. Когда в стол Людомирова подложили книжку и пакет с растолченным димедролом? Вчера, сегодня? Нет. Скорее всего подложили уже после убийства Лины и охранника, когда в театре появились Борик с Леликом и начали свой никем не санкционированный повсеместный обыск. Расчет убийцы был прост — они найдут то, что ищут, и подозрение автоматически переключится на Людомирова. Кто же мог знать, что эти тугодумные верзилы решат не трогать гримерную молодых актеров, посчитав, что поиски там — дело бесперспективное. Но кто мог подсунуть улики Людомирову? Гуру? Он ведет себя до того отстраненно, что, пожалуй, ему плевать, на кого падет подозрение, и ему вряд ли придет в голову переводить стрелки с себя на другого. Его подозревали с самого начала, он это знал и ничего не предпринимая, чтобы изменить общественное и милицейское мнение. Таким образом, единственным, кому выгодны, по крайней мере два убийства по-прежнему остается Илья Ганин. Алена вспомнила его серые, бархатистые глаза, и на душе у нее стало тоскливо. Теперь в ней основательно поселилась уверенность, что преступник именно он. Во-первых, не бывает столько совпадений, сколько наблюдалось в его случае. И Журавлев ему дорогу перебежал, а проще говоря, предал друга, и Лина шантажировала этим странным ДТП. А что касается убийств охранника и дяди Ляхина, так это тоже вполне объяснимо. Охранник мог видеть, как Ганин подмешивал димедрол в водку, ведь именно он единственный не пил в тот вечер. Кстати, если уж подозревать Людомирова, то тот надрался, как честный человек, и наутро ему было плохо, как и всем остальным. А убиенный Бусинский… Бусинский мог действительно оказаться случайной жертвой. Ганину очень хотелось сыграть Гамлета. Сегодня, когда он жаловался ей на жизнь, он так и сказал: «Это было моей мечтой с тех пор, как я еще ребенком увидел в этой роли Смоктуновского». И вообще, с чего это он вдруг пристал к ней сегодня со своими откровениями? Ладно бы только сегодня! Нет, он вообще переменился, во всяком случае, по отношению к ней. Они знают друг друга лет семь, она же выросла у него на глазах. Пускай она раньше бывала в театре гораздо реже, но они встречались во всякого рода тусовках, где обычно встречаются актеры и журналисты. И никогда, даже когда она писала о нем год назад, он не относился к ней с такой явно выраженной симпатией — обычные дежурные «Здравствуй! До свидания! Хорошая погода» и прочие фразы. Но незадолго до убийства Журавлева он вдруг проникся к ней нежными чувствами, пусть не любовью, но дружеским расположением — это точно! С чего бы вдруг такие метаморфозы? С того, что она неудачно подстриглась в модном салоне? Или потому, что знал ее интерес к преступлениям, ее участие в расследовании под кодовым названием «Дело о прокладках». Может быть, он чувствовал таящуюся в ней опасность, что случись то, что он задумал, и эта журналистка непременно начнет совать нос в его тайны, а поэтому решил заранее заручиться ее поддержкой, подружившись с ней? Ведь она долгое время действительно пыталась оправдать его! Она так уверовала в его невиновность, что забыла — он же актер, он может сыграть любое раскаяние, любое переживание. Она злилась на Терещенко, который не желал верить Илье. А ведь Вадим был прав, с самого начала подозревая именно его! Это она, как последняя дура, считала Илью невиновным. И гуру, который скорее всего наблюдал за ходом дела со стороны и не желал показывать последователям свой интерес к мирскому расследованию, чтобы не потерять авторитет духовного лица в их глазах, так вот он знал, что именно Алена сбивает следователя с правильного пути. Она постоянно выгораживает Ганина. И эта его речь при всех… Он попытался вправить ей мозги, только и всего. Его фраза: «Она знает!» — была обращена не к Терещенко, а к ней самой. Мол, ты сама знаешь, что Ганин убийца. А «Она видела»? Конечно же, она видела — она видела Илью в «Сатириконе» незадолго до того, как нашли труп Бусинского. «Она скоро поймет!» — это был призыв покопаться в своих запутанных мыслях и найти истину. Гуру, как и Вадим, уверен, что убийца — Ганин, вот и весь секрет его пламенной речи! Алена устало закрыла глаза. В коридоре послышался сначала отдаленный, потом нарастающий шум. Спектакль закончился, актеры расходились по гримеркам. Скоро отец Гиви соберет последователей за сценой. Она должна поговорить с гуру. Она должна быть до конца уверенной в том, что права, прежде чем рассказать все Вадиму. Кстати, что он делает? Если Людомирова и гуру уже отпустили, то где Терещенко? Неужели опять поперся на какое-то другое дело? Алена встала, подошла к телефону, набрала номер его кабинета. В трубке ответили после первого гудка. Но ответил не Вадим.