Книга Красное бикини и черные чулки - Елена Яковлева

Нет, как вам нравится такая рекомендация? Попросите, чтоб выключили! А если убивать будут, попросите, чтоб не убивали, так, что ли?

Мимо совершенно индифферентно продефилировал лейтенант Др-Бр, к которому, бывают же такие совпадения, нас с Вадиком прикомандировали, и даже не посмотрел в нашу сторону. Как будто мы здесь так, от нечего делать, трамвая дожидаемся.

— Товарищ лейтенант, — прошипела я ему в спину.

— Я помню, помню… — пробурчал он на ходу и нырнул в темный коридор.

Ну разве снимешь с такими что-нибудь приличное! А я еще иронизировала по поводу Пахомихиных репортажей в ненавязчивом телеграфном стиле. Кстати, неужто и она вот так же сидела на стульчике скромной просительницей? Честно говоря, трудно представить. Надо бы спросить у Вадика, но, во-первых, я все еще опасаюсь за наше взаимное весьма скоропостижное потепление, а во-вторых, будить его жалко.

Дежурный тем временем снова поднял трубку:

— Милиция… Ага, опять просили… Дверь не открывает?

На горизонте неожиданно нарисовался вынырнувший из темного аппендикса коридора лейтенант Др-Бр, втянул голову в плечи, прислушался:

— В чем дело, Рымаренко?

— Да тут, товарищ лейтенант, жильцы звонят с Партизанской. Жалуются, сосед сверху музыку врубил на всю катушку и не выключает…

Лейтенант Др-Бр, который вообще-то, как мне удалось выяснить уже здесь, в околотке, оказался носителем простой русской фамилии Дерябин, пожевал губами, почесал щеку:

— Вышлите машину, пусть разберутся, кому там так весело. — И покосился на нас с Вадиком: — И корреспондентов заодно прихватите. Пусть снимут нарушителя спокойствия.

— А як же, — осклабился сержант Рымаренко.

Я толкнула Вадика локтем в бок:

— Ты проиграл пари…

— Что? — Глаза у Вадика были красные, как у кролика.

— У нас не пьяная драка. У нас нарушитель общественного спокойствия.

Ради справедливости отмечу, в этот раз нас с Вадиком катали не на «козле», а на «пятерке». Бензином в ней не воняло, но с камерой было тесновато. А ребята-милиционеры попались на редкость неразговорчивые, слова клещами не вытащишь. Обменивались друг с другом короткими, как одиночные выстрелы, фразами, а на нас с Вадиком и внимания не обращали. Дескать, болтаются тут всякие под ногами, мешают работать. Вадика, впрочем, все это мало беспокоило, поскольку его дело снимать и только, а уж что снимать, не его забота. А моя.

То, что «нарушитель спокойствия» и не думал униматься, стало ясно, как только мы въехали во двор кирпичной пятиэтажки в районе молокозавода. Незамысловатые, но громкие куплеты далеко разносились в ночной тишине. Ребята-милиционеры молча вылезли из машины, мы с Вадиком тут же последовали их примеру.

— Может, сегодня праздник какой? — спросил у меня Вадик, взваливая на плечо камеру. — Ну там день Парижской Коммуны или еще какой?

— Снимай вон те окна! — показала я, без особого труда вычислив, откуда доносится какофония.

— Как прикажете. — Вадик прильнул к объективу.

Ребята-милиционеры с минуту постояли, задрав головы, словно бы в некотором раздумье, после чего решительно направились к нужному подъезду.

— Снимай их сзади, — снова распорядилась я.

Вадик безропотно перевел камеру на камуфлированные бушлаты и двинулся за ними. Я замыкала эту процессию с микрофоном в руках.

На площадке четвертого этажа нас уже с нетерпением поджидали возмущенная пожилая жиличка в пальто, накинутом на ночную рубашку, и жилец в вылинявших трениках, майке и тапках на босу ногу. Видимо, те самые, что и звонили.

— Слышите?! Слышите?! — закатила глаза жиличка. — И так уже три часа! Полпервого ночи, людям завтра на работу…

— Разберемся! — сухо ответствовали милиционеры, пересекая лестничную площадку.

— Да уж разберитесь, пожалуйста, а то ведь никакой жизни нет. Мало, что весь день такая свистопляска, так еще и ночью… Ой, а это что? — Возмущенная жиличка осеклась, заметив Вадикову камеру. — Это вы снимаете, да?

— Снимаем, снимаем, — утвердительно кивнул Вадик.

— Предупреждать надо! — взвизгнула жиличка и скрылась за дверью своей квартиры. — Вы бы лучше этих хулиганов сняли! — посоветовала она нам уже из-за двери.

— Всех снимем, — пообещал Вадик, поднимаясь за милиционерами на пятый этаж, в самое что ни на есть логово злостных возмутителей спокойствия. А музыка усилилась, хотя уж куда громче, казалось бы, так что я до сих пор не пойму, как старческий хриплый голос смог ее перекричать. Но факт остается фактом, мы все-таки услышали этот отчаянный вопль:

— Убили! Кольку убили!

ГЛАВА 34

«Наши» милиционеры сразу развернулись и загрохотали ботинками вниз по лестнице. Мы с Вадиком, само собой, понеслись вслед за ними, перепрыгивая через три ступеньки. Долетели до широко распахнутой двери на втором этаже, даже в прихожую успели протиснуться, где и получили от ворот поворот.

— Дальше нельзя, — строго посмотрели на нас милиционеры и захлопнули дверь перед нашим носом.

Таким образом мы с Вадиком были вынуждены «загорать» на лестничной площадке, продуваемой буквально из всех щелей и провонявшей кошками. Да еще и под какофонию на пятом этаже, поскольку нарушитель спокойствия пребывал в благополучном неведении относительно грозящих ему кар, которые, впрочем, на неопределенное время откладывались. По причине в высшей степени уважительной.

— Я замерз, — привычно информировал меня Вадик. Хоть бы что-нибудь новенькое сказал! — Сколько мы тут еще торчать будем?

— А я откуда знаю!

— Но ты же тут главная!

Ну, слово за слово, и между нами уже тихо назревал очередной «индо-пакистанский инцидент», когда на лестничную площадку аккурат из квартиры убитого Кольки вывалился маленький дедок в армейских кальсонах, душегрейке и стоптанных тапках на босу ногу.

— Ой, телепузики! — обрадовался он нам с Вадиком, как родным.

— А вы кто? — поинтересовалась я.

— А я Колькин сосед, — отрекомендовался дедок.

— Ах, так это вы кричали? — догадалась я. — Вы, значит, нашли убитого?

— Ага, это я его нашел, — подтвердил дедок. — А у вас часом закурить не найдется?

— Не курим, — соврала я, не хватало еще, чтобы, рассказывая про смертоубийство, он меланхолично покуривал прямо в кадре. И сделала знак Вадику, чтобы он включил камеру.

— Жаль, очень жаль, — расстроился дедок. — Я ж ведь и к Кольке папироску стрельнуть заглянул, а он на полу, а кругом кровищи, кровищи… Мать честная!..

Однако же простые у них, на Партизанской, должно быть, «ндравы», чтобы вот так вот посреди ночи ломиться к соседу за куревом, при том что совсем рядом уживаются чудаки, которым, видите ли, музыка мешает. А с другой стороны, еще неизвестно, сколько бы этот Колька пролежал весь в «кровище», не одолей дедка в армейских подштанниках желание закурить.