Книга Этап - Константин Бояндин

Это верно. Но ведь и Степан справился. Частью сам, частью – с помощью Марии. Нет-нет-нет, говорила Мария, я дома не работаю. Пусть приходит в центр психологической помощи и записывается на прием к Белозеровой Марии Александровне. Смейтесь, смейтесь! Так гораздо лучше помогает. Не верите – проверьте сами. И ведь помогало. Только сам Николаев не ходил к ней на прием, остальные все ходили. Все до одного. Ты не ходи, попросила Мария. Ты мне нравишься какой есть. И недостатки очень милые, ведь нужен же повод поворчать, верно? Тем более вас, мужиков, все равно не приучить класть все на место и находить с первого раза. А пыль и грязь замечаете, только когда начинаете о них спотыкаться. Не приходи ко мне туда, понял? Если что, я тебя тут буду дрессировать, на месте.

* * *

Второй день на «новом месте» прошел не менее интересно. Николаев побывал по всем адресам, по которым жила команда, и тоже: находил не то что двойников, но людей, отчасти похожих, и порой даже с теми же именами. Нашлась «здешняя» Мария – на вид похожая, но Николаев поспешил распрощаться, не хотелось лишний раз все бередить. И остальные нашлись, все до одного. Что это значит?

Предвестники не обнаруживались, и Николаев стал готовиться к самым неприятным вариантам. Хотя к такому никогда не бываешь готов по-настоящему. Но не забыл купить новые батарейки для бластера, заменить и в нем самом, и в «тайнике» в кобуре. Там хватает на сто выстрелов, или на пятьдесят «облаков». И то, и другое – внушительный боекомплект. А насколько хватает диска, Мария не уточняла. Говорила только, что они силы отнимают – устаешь жутко, словно тяжелые мешки ворочаешь. Видимо, это и есть ограничение.

У Федора, похоже, у единственного не было особого предмета, который годился бы как оружие. Очки помогали стать незаметным для противника, а паяльник, увы, был совершенно мирным орудием: когда «включался», мог починить что угодно, хватало одного прикосновения жалом. Но это не помешало Федору в его первый конец света спасти почти пятьдесят человек. В основном, конечно, благодаря неприметности. Но и паяльник сгодился, причем случайно – уронил его на пол автобуса, в котором укрывались, и двигатель того неожиданно заработал.

* * *

Далее в дневнике Аввакума нашлось и описание пришельцев, в зеркальных шлемах. Аввакум писал о них исключительно в единственном числе, как будто пришелец был только один. И называл его не пришельцем, а смотрителем. Странно. Лабиринт, говорил Аввакум, тянется куда хватает взора. Но если пройти тридцать верст от выхода в долину, лабиринт становится небезопасным. Что именно он имел в виду – не понять, говорилось только: едва заметите черные знаки, кресты и стрелы, немедля поворачивайте. Не применяйте оружия. И не шумите. Там нельзя шуметь. На плане были указаны площади, где в фонтанах была пригодная для питья вода. А питался Аввакум плодами, которые вырастали в долине – там каждые два дня менялись сезоны, и за полдня созревало много разных плодов, от малины до яблок. Десять лет на одной вегетарианской пище? Вот уж точно, испытание.

Смотритель, значит. Мы только приблизились к пониманию, понял Николаев. А Аввакум, когда понял, что его не пропустили, не пал духом, а принялся тщательно изучать это странное место. Регулярно виделся со смотрителем – и, похоже, узнавал от того что-то, пусть даже беседы были не очень вразумительными. Но почему «смотритель», их же были тысячи! А потом Николаев вспомнил, как двенадцать их слились в одного и снова задумался. А зачем тогда они пришли туда, в кинотеатр? Ведь Винни-Пух счел их врагами, а значит – хотели зла, так, как понимали это Дарья и прочие. Непонятно. Но вот много ли найдется таких, как Аввакум, чтобы в любой ситуации накапливать знания, делиться ими и сохранять оптимизм. Жаль, что и он ушел, подумал Николаев. Определенно, с ним было бы интересно поговорить.

Что ж, он подал хороший пример. Что бы ни было, буду двигаться дальше, помогать, кому сумею, собирать знания. Черт, поговорить бы с тем смотрителем! Он охраняет выход из Чистилища для людей, а есть ли подобное Чистилище для него самого? Или он, действительно, уникален во всех смыслах? Вопросы, вопросы. Но так приятно, когда есть что-то, что очень хочется понять!

* * *

Бластер стал настоящим в ночь на третий день. Николаев уже был готов. и опять же – собрался не впопыхах, все сложил, убрал, выключил все электроприборы и захлопнул за собой дверь, оставив ключ на той же полке, где увидел документы хозяев.

А на улице было мирно и спокойно. И не было людей. И постепенно пропадали животные, птицы и насекомые. Прямо как в те, предпоследние, концы света. Николаев долго бродил по пустому городу, прежде чем до него дошло, что это вовсе не Новосибирск: город был сплавом нескольких городов. Он побывал и в парке, в котором отбивался, с тремя дамами, от зомби. Он побывал на стадионе, на который в Омске ходил с парнями. И многие другие места. Как он мог не заметить, что это сплав городов? Или сплав случился, только когда включились предметы?

И нашлась школа. Та, или такая же, в которую его привел Петрович в первый раз. Николаев шел по пустым коридорам, и мерещились голоса, и вспоминалось все, что было здесь.

В учительской, казалось, только что были люди. Ему даже показалось, что на столе лежит та черная повязка поверх волос, которая всегда возникала у Марии после переноса. Она всегда оставляла ее за собой – привычка, говорит, на удачу. Но это оказалось всего лишь черное пятно – чернила пролили, что ли?

В кабинете физики тоже было, как тогда: стулья и парты у стен, и есть двенадцать зеркал. И тут Николаев задержался. Зеркала потемнели... и ничего более не случилось. Трогать их, пока они не открыли проходы, опасно, пояснял Федор. Непонятно, что там происходит, но если в зеркала посмотрело меньше одиннадцати человек, дотронуться до поверхности пальцем означает, как минимум, обжечь палец.

Ничего не случилось. Сброс произошел вовремя – в двенадцать часов, двенадцать минут и двенадцать секунд по Гринвичу. Николаев оказался в сенях деревенского дома, а бластер, вместе с кобурой и прочим, лежал у другой стены – на коробках. Николаев направился к бластеру, и тут двери отворились. Ему показалось, что в сени вошло чудище – что-то, несомненно, случилось с восприятием, потому что успел понять, уже замахиваясь попавшимся под руку топором, что это вовсе не чудище.

И тут его самого оглушили. Потом узнал, поленом. Когда Николаев полностью пришел в себя, то сидел, в наручниках, за столом, а напротив сидел мрачный молодой участковый, представившийся лейтенантом Смирновым.

32

– ...Маша, – Дарья потрогала ее за плечо. – Вставай. Не сиди на месте! Идем, подышим воздухом.

Они обе долго ждали, когда вновь откроется проход – отсюда он выглядел как высокий овал. Долго ждали, почти три часа. Уже всемогущий Жора нашел всем жилье на первое время, уже попробовали найти – и не нашли – признаки того, что это Чистилище. Мария не желала уходить, оставалась на этой полянке – в небольшом сквере, под линиями электропередачи. Снаружи и не увидеть, что есть такая полянка, и что на ней кто-то есть.