Книга Комендантский патруль - Артур Черный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одном из киосков доведенная до слез женщина бросает одну за другой бутылки под ноги Рамзесу. Те хлопают на асфальте лопнувшим стеклом и распадаются на части, наполняя воздух резким запахом спирта. Несколько бутылок, упав на траву, остаются целыми. В отличие от Чумахода, падкий до водки Бармалей хватает их и пытается запихать в свои карманы, но женщина вырывает из рук того свое достояние и в осколки бьет его под ногами обоих. Я стою рядом и не знаю, куда провалиться от стыда. Форма и погоны выдают меня с головой. Так или иначе, но я вот он, весь тут, вместе с ними.
На рынке «8-го Марта» Толстый Бармалей изымает у какого-то зазевавшегося чеченца бесхозные десятикилограммовый арбуз и полуторалитровую бутылку коньяку, после чего со всеми своими трофеями скрывается в близком кафе.
Я голодный и злой. С самого утра из-за постыдных мероприятий Безобразного я еще не прикасался к еде.
Проглотив в общаге обед, стараюсь скорее унести ноги из отдела.
На подходе к воротам меня настигает знакомый голос, хрипящий мою фамилию. Безобразный! Неужели все пропало?! Но, не оборачиваясь, я почти влетаю в распахнутые ворота и тут же ухожу вбок от центральной дороги. Рамзес остается до самого вечера без работников.
На машине Бен Ладена мы едем в МВД, где Альф забирает вчерашнюю коноплю. Полдня мы катаемся по городу, сдаем на проявку фотографии и позже забираем их. Сегодня прохладно и на небе нет ни одного голубого просвета. Густые чернильные тучи цепляются на горизонте за столбы черного дыма. Горит нефть.
Вечер приносит нам с Альфом наряд на подвижной КПП. На двух комендантских БТРах мы на бешеной скорости выходим к бетонному кольцу Минутки.
Черная пустота площади. Усиливающийся с каждой минутой хлесткий, свирепый дождь. По центру Минутки разливается в бесконечную лужу грязная, бурлящая серой пеной вода. В свете фар проезжающих машин ветер гонит волны падающего с неба водопада, метет их блестящей широкой поземкой по голому бетону площади. Насквозь промокший камуфляж охватывает жгучий сырой холод. Мы останавливаем машины, проверяем документы.
Солдаты уходят к замершей у обочин броне. Связист запрашивает базу и после соединения долго материт по рации другого связиста за медлительность, обещая по приезде посадить того задом в грязную лужу, из которой только что вылез сам. Мы запрашиваем команду на съем, но комендант повторяет обычную фразу: «Стоять до особого распоряжения».
Обляпанные грязью туфли Альфа то и дело исчезают в мутном озере площади. У него жесткое, рано постаревшее лицо. Глаза смотрят в одну точку:
— Говорили мне: не ходи ты в эту милицию…
Я передаю ему и свои мысли:
— Когда уеду отсюда, вообще уволюсь из органов.
Всегда недобрые, грустные глаза Альфа устремляются на меня:
— Тебе проще. В России хоть какую работу можно найти, а здесь, куда я, кроме милиции, пойду? Кому я нужен? — Он громко вздыхает. — Эх, если бы не война!..
Холодный металл БТРа гонит по промокшему телу стучащую, пробирающуюся в самую глубину души дрожь. У меня начинают ломить неприятной ноющей болью колени, обдуваемые сквозняком из широко открытых люков. Последнее время особенно сильно мучает правое. Эхо моей первой войны далекого 2000 года.
Совсем рядом раздается сорочий треск автоматной очереди. Я выпрыгиваю из брони и перебегаю через дорогу, где под дождем в кустах сидят солдаты. Но стреляют не они. По кругу площади начинается настоящая канонада. Вслед за автоматной трескотней в сыром воздухе ночи виснет тяжелый стук пулемета. Особенно сильна стрельба за Романовским мостом у 16-го блокпоста. Стреляют уже и со стороны комендатуры. Загорающиеся в ночи трассера проходят красными, светящимися линиями в открытую бездну висящего над нами космоса. Мы все еще не можем понять, что произошло. Наш старший — полковник комендатуры, запрашивает по связи базу и спрашивает, выиграл ли футбольный мачт с поляками грозненский «Терек». Ответ: «Забили гол».
Все ясно. Приданный в качестве помощника кадыровец выпускает вверх свой магазин, не оставляя ни одного патрона.
Мы продолжаем стоять на Минутке, останавливая редкие машины. Никто уже не обращает внимания на дождь и холод. Он омывает чистой водой уставшие наши лица, стекает за ворот, тонкими струйками пробегает по затекшим мышцам спины. В середине ночи команда «Съем».
Полковник, сославшись на дефицит бензина, добрасывает нас только до комендатуры. Остальной километр пути, черпая мягкое тесто летней грязи и пересекая вброд широкие лужи, мы с Альфом проходим пешком.
Заряд боевой бодрости на сегодняшний день нам задает сам Рэгс. Около получаса мы слушаем, не слушаем, зеваем и тихонько смеемся над той ерундой, какую мелет большой язык этого никудышника. Рэгс несет какую-то галиматью никак не связанных друг с другом фраз. Я улавливаю слова: «дружба с законом», «жить с царем в голове»… Кто-то смотрит в окно, кто-то в потолок. Наконец у Рэгса полностью иссякает резерв заученных, как стихи, выражений, а с ним и обычный словарный запас, он начинает путаться в словах, заикаться, краснеть. Он вообще не способен говорить более чем тридцати минут. После такого краткого срока наш командир всенепременно закипает и полностью отключает всякую мозговую деятельность. Это происходит и сейчас. Рэгс с непременным словом «Всё!» уходит.
С добрым напутствием мы начинаем свой рабочий день.
Через двадцать минут Рэгс видит меня рядом с отделом:
— Ангара, а вы почему всегда улыбаетесь?
Потому что, когда я вижу это бедовое, не обезображенное интеллектом лицо, мне хочется горько плакать, но дабы не впасть от слез в уныние, я выбираю противоположное.
Жизнь в отделе идет своим чередом. Рэгс с Безобразным приходят к решению вновь заняться поисками на рынках района «бесхозной» водки. Однако для начала было намечено наведение порядка на Окружной, где, по прочным слухам, опять идет повальная растаска домов.
Вместе с десятком пэпсов я, Ахиллес, Шахид и Альф садимся в наш грозный, насквозь проржавевший и прогнивший автобус и под началом Безобразного, не торопясь никуда успеть, едем на слабой скорости к Окружной, где несознательные граждане разбирают на кирпичи дома.
Перед нами открываются знакомые картины огромных руин. Сюда не долетели снаряды и бомбы, но разрушения принесли сами люди. Рядом с бетонной пылью, среди обломков смертельно развороченных стен, копошится горстка варваров, выдирающая из них красный, побитый временем кирпич. Стоящий рядом журналист какого-то местного канала уже снимает на камеру Рамзеса Безобразного, бессовестно врущего, как он дал безработным людям средства к существованию, отдав на разграбление списанные с баланса ЖЭУ дома. Но люди оказались неблагодарными и в своем невежестве, перестаравшись, развалили и стерли с лица земли другие, оставленные вовсе не для них, дома. А теперь вот он, Безобразный, справедливейший человек, приехал наводить здесь порядок среди забывших про закон людей.
