Книга Эмили из Молодого Месяца. Искания - Люси Мод Монтгомери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмили печально улыбнулась и отложила письмо в сторону. Было слишком поздно что-то рассказывать. Тедди давно перестал думать о ней. А она… она будет любить его всегда. И хотя он не знает об этом, эта любовь будет как незримое благословение, непонятое, но смутно ощущаемое, парить вокруг него всю его жизнь, оберегая от зол и бед.
В ту же зиму пошли слухи о том, что Джим Баттеруорт из Дерри-Понд купил или собирается купить Разочарованный Дом. Говорили, что он собирается его перестроить и расширить, а затем сделать в нем хозяйкой некую Мейбл, дочь Джорди Бриджа, полногрудую, цветущую, хозяйственную девицу из Дерри-Понд. Когда эти слухи дошли до Эмили, сердце ее заныло. В тот же вечер, в холодных весенних сумерках она, как беспокойный дух, поднялась по тенистой заросшей дорожке на еловый холм к парадной калитке маленького домика. Конечно же Дин не мог продать его. Дом стал частью холма. Невозможно было даже вообразить холм без него.
Когда-то Эмили попросила тетю Лору распорядиться, чтобы из домика забрали ее собственные вещи — все, кроме серебристого шара, который ей было невыносимо тяжело видеть. Он, должно быть, все еще висел там в тусклых лучах света, проходящих через щели в ставнях, и отражал в серебристом сумраке своей блестящей поверхности гостиную точно такой, какой она была, когда они с Дином расстались. По слухам, Дин ничего не забрал из домика. Все, что он принес туда, по-прежнему было там.
Маленькому домику, должно быть, было очень холодно. В нем так давно не разводили огонь. Каким заброшенным, одиноким, удрученным он выглядел. Никакого света в окнах, заросшие травой дорожки, буйные сорняки, осаждающие дверь, которую давно не открывали.
Эмили протянула руки, словно хотела обнять домик. Ром потерся о ее щиколотки и умоляюще замурлыкал. Он не любил прогулок в сырую, холодную погоду — уютное место у камелька в Молодом Месяце было приятнее для котика, уже не такого молодого, каким он когда-то был. Эмили подняла старого кота и посадила его на разрушающийся столб ворот.
— Ром, — сказала она, — в этом доме есть старый камин, а в нем пепел угасшего огня… Камин, у которого должны греться кошечки и мечтать дети. Но теперь этого никогда не будет, Ром, так как Мейбл Бридж не любит открытых каминов, грязных и пыльных, квебекский нагреватель гораздо теплее и экономнее. Ты ведь не жалеешь — или жалеешь? — Ром, что мы с тобой не были рождены разумными существами, понимающими превосходство квебекских нагревателей.
Он раздался отчетливо и неожиданно в воздухе июньского вечера. Давний, давний призыв — две высокие нотки и одна длинная, нежная, низкая и негромкая. Эмили Старр, мечтавшая возле своего окна, услышала его и вскочила. Ее лицо вдруг стало белым. Она… все еще мечтает… должно быть… Тедди Кент был за тысячу миль от Блэр-Уотер, где-то на Востоке — она узнала это из заметки в монреальской газете. Да, она вообразила этот свист… вообразила.
Свист послышался снова. Теперь Эмили знала, что Тедди там, ждет ее в роще Надменного Джона… зовет ее спустя столько лет. Она медленно спустилась, вышла из дома, прошла через сад. О да, Тедди был там, под елями. Казалось самым естественным в мире, что он должен прийти к ней туда, в этот старый сад, возле которого по-прежнему стоят на страже три пирамидальных тополя. Не нужно было ничего, чтобы перекинуть мост через годы. Не было никакой пропасти. Он подал ей руки и притянул ее к себе, без всякого приличествующего случаю приветствия. И заговорил так, словно не было между ними никаких лет разлуки, никаких воспоминаний.
— Не говори мне, что не можешь меня любить… ты можешь… ты должна… да, Эмили. — Его глаза на миг встретились с ее, полными лунного блеска глазами. — Ты любишь.
— Ужасно, как мелочи мешают людям понять друг друга, — произнесла Эмили несколько минут… или лет… спустя.
— Я всю жизнь пытался сказать тебе, что люблю тебя, — сказал Тедди. — Помнишь тот вечер на Завтрашней Дороге давным-давно, когда мы кончили школу? Как раз тогда, когда я пытался набраться храбрости, чтобы спросить тебя, подождешь ли ты, пока я чего-то добьюсь в жизни, ты сказала, что тебе вреден сырой воздух и ушла в дом. Я подумал, что это неуклюжий предлог, чтобы отделаться от меня… я знал, что ночной воздух тут ни при чем. После этого я несколько лет не решался заговорить снова. Когда я услышал о тебе и Эймере Винсенте — мама написала, что ты помолвлена, — это для меня стало ужасным ударом. Впервые мне пришло в голову, что мы все же не принадлежим друг другу. А в ту зиму, когда ты была больна… я чуть с ума не сошел. Я был во Франции и не мог приехать тебя повидать. Люди писали мне, что Дин Прист всегда с тобой и что вы вероятно поженитесь, когда ты поправишься. Потом пришло известие, что ты собираешься за него замуж. Я не стану говорить об этом. Но когда ты… ты… спасла меня от гибели на «Флавиане», я понял, раз и навсегда, что, знаешь ты об этом или нет, мы с тобой принадлежим друг другу. Тогда я снова попытался сказать тебе об этом на берегу Блэр-Уотер… и снова ты безжалостно меня осадила. Стряхнула мою руку, словно змею. И на мое письмо ты так и не ответила. Эмили, почему ты не ответила? Ты говоришь, что всегда любила…
— Я не получила то письмо.
— Не получила? Но я отправил его по почте.
— Да, я знаю. Я должна рассказать тебе… твоя мать просила, чтобы я рассказала тебе… — И она коротко рассказала ему о том, что сделала с его письмом миссис Кент.
— Моя мать? Сожгла письмо?
— Ты не должен судить ее слишком сурово, Тедди. Ты ведь понимаешь, она была не такой, как другие женщины. Ее ссора с твоим отцом… знаешь ли ты…
— Да, она мне об этом рассказала, когда переехала ко мне в Монреаль. Но то, что она сделала… Эмили…
— Давай просто забудем об этом… и простим. Она была так обижена жизнью и несчастна; она не знала, что делает. А я… я… была слишком гордой, слишком гордой, чтобы выйти к тебе, когда ты звал меня в последний раз. Я хотела выйти, но думала, что ты только забавляешься…
— В тот день я оставил всякую надежду… окончательно. Она слишком часто одурачивала меня. Я видел, что ты сидишь у своего окна, сияющая, как казалось мне, холодным светом, словно какая-нибудь звезда в зимнем небе… Я знал, что ты слышишь меня… но впервые ты не отозвалась на наш старый сигнал. Казалось, ничего не остается, как забыть тебя, если бы я мог. Забыть я так и не сумел… хотя мне казалось, что сумел… кроме тех минут, когда я смотрел на Вегу в созвездии Лиры. Я чувствовал себя очень одиноким. Илзи была хорошим другом. Думаю, я в глубине души надеялся, что смогу говорить с ней о тебе… и сохраню маленький уголок в твоей жизни, как муж кого-то, кого ты любишь. Я знал, что Илзи не любит меня, я был для нее всего лишь «утешительным призом». Но мне казалось, что мы сумеем поладить и поможем друг другу избежать ужасного одиночества. А потом… — Тедди засмеялся сам над собой… — когда она «бросила меня перед алтарем», если использовать точную формулировку Берты Клей[89], я был в ярости. Она выставила меня таким дураком… меня, а я-то воображал, что становлюсь значительной фигурой в этом мире. Боже мой, как я в первое время после этого ненавидел женщин! К тому же я был обижен. Я очень привязался к Илзи… я действительно любил ее… в известном смысле.
