Книга Элла - Ури Геллер

— Так ты просто сидела здесь? Глядя, как твоя мать доводит себя до такого состояния?! Ты видела, как она принимает таблетки? Отвечай!

— Нет, папа.

— Что — нет?!

— Я не видела, как мама… ничего не делала… Я не смотрела…

— Ну конечно, ты же у нас ничего вокруг себя не замечаешь, так? Живешь в собственном мире, так? Даже не видишь, что у матери в руке бутылка! Потому что твои демоны не желают этого видеть, да?!

— Она может иногда выпивать, когда тебя здесь нет, — жалобно проговорила Элла. Она хотела убежать к Питеру. Она вдруг перестала видеть, где он, и не понимала, почему он не спешит к ней на помощь.

— Я всегда здесь, девочка! Я твой отец. Я хозяин в своем доме, и я не обязан находиться в нем двадцать четыре часа в сутки, чтобы поддерживать порядок! Ты должна вести себя так, будто каждую минуту находишься у меня на глазах!

— Я так и делаю, папа…

— Я должен бы обеих вас хорошенько поучить ремнем. Но она не почувствует, — он указал на жену, тщетно пытавшуюся подняться с дивана, — а у тебя не хватит мозгов, чтобы чему-то научиться!

— Какой сегодня… день? — с трудом вымолвила Джульетта.

— Голос прорезался, да? Даже не знаешь, какой день! Среда.

— Не ждала тебя… обратно… В среду…

— Я привез тебе подарки! И машину. Я хотел, чтобы ты посмотрела, но ты не в том виде, чтобы выйти и посмотреть. Это ВМW, седьмая серия! — он умерил свой гнев. Неразумно так сердиться, когда на улице припаркована его «семерочка». Да и в любом случае, Джульетта поплатится за свои грехи. Не у него же будет похмелье!

— Как з-зовут?

— BMW 750il. Инжекторный впрыск, кузов седан…

— Не машину… Твою… жену по средам. Марша. Мар-си-я. Марсия…

— Брось, Джули! — он сделал еще одну, последнюю попытку простить ее. — Смотри, я принес тебе подарки. Давай притворимся, что сегодня Рождество. У меня даже для Эллы кое-что имеется, — он водрузил на ее стол пакет, смахнув в сторону изрисованные листки. — Домашнее задание делаешь? Что это, ИЗО? Хорошая девочка! Нельзя, чтобы твои занятия страдали из-за того, что ты не ходишь в школу… А теперь глянь-ка на это. Это переносной CD-плеер. К нему наушники, так что можно слушать, где хочешь. Только не за столом, ты должна его выключать, когда мы едим. У него есть подзаряжающиеся батарейки, и все такое — он был самый лучший в магазине. И, — он триумфально потряс другим пакетом, — поскольку от СD-плеера никакой пользы, если нет дисков, то я тебе купил всю «горячую двадцатку». Как тебе, а?!

— Сколько это стоило?

— Неважно! Я могу себе это позволить!

— Нет — сколько это стоило? — повторила она.

— Не спрашивай. Лучше скажи: «Спасибо, папа!»

— Я не хочу, чтобы ты тратил все эти деньги. Ты должен был спросить меня, — Элла видела, как лицо отца снова багровеет от ярости. Она уже бросила ему вызов однажды — в субботу, когда приезжали телевизионщики. Тогда ее поддерживал Питер. Во второй раз это оказалось не так трудно. — Мне не нужно все это дерьмо.

— Ты бы лучше последила за языком!

— У тебя не было бы никаких денег, если бы не я!

— А у тебя бы вообще ничего не было, если бы не я! — взорвался он.

Она не могла с ним спорить. Не знала — как. У него на все был готов ответ. А все, что могла сказать Элла — это то, что она чувствует.

— Это не твои деньги.

— Нет, мои! Это мой банковский счет. Мой личный банковский счет! Никто не выписывал тебе никаких чеков. Тебе всего четырнадцать, и по закону, девочка, когда дело доходит до денег, ты — никто! Я собираюсь найти им достойное применение, и тебе придется с этим смириться!

— Я не хочу, чтобы ты их тратил! Я хочу, чтобы за ними присматривал Питер.

— Твой Питер не наложит свои загребущие лапы ни на единый пенни! — у него было такое лицо, что она отпрянула к столу и оперлась на локти. — Отлично! Тебе не нужны твои подарки. Их получит Фрэнк. Ты на этом потеряешь, не я!

Он отвернулся от бледного, костлявого личика Эллы. Джульетта, которая раскачивалась всем корпусом, уперев сжатые в кулаки руки в колени, сделала жалкую попытку поддразнить его, пока он сгребал с дивана пакеты:

— Мар-си-я, — хрипло проскрежетала она.

Кен швырнул пакеты через холл. Компакт-диски разлетелись по каменным плитам, и ткань, завернутая в золотистую обертку, упала к его ногам.

— Джо Дола! — завопил он. — Кто снабжает бухлом мою жену?!

— Он шагнул в дверную арку и, зажав в руке горлышко бутылки из-под джина, шарахнул ею об косяк. Брызнули зеленые осколки. Кен выставил «розочку» перед собой. — Джо Дола!

Гунтарсон, стоя в двух футах от него, заметил:

— Доктор на улице, раздает горячий суп нуждающимся.

Кен обернулся.

— Ты! Ползаешь тут, как змея, вынюхиваешь, подслушиваешь! Подсовываешь пойло моей жене!

— Я тут ни при чем, — Гунтарсон только поднял руки, когда острое стекло свистнуло у него под подбородком. Он не пытался оттолкнуть Кена. Драться со здоровяком, вооруженным «розочкой», у него не было никакого желания. Но он и не отступал.

— Точно! Ты тут ни при чем! Моя семья — не твое собачье дело! А теперь убирайся!

Элла, с крепко зажмуренными глазами, бочком подбиралась к порогу. Питер здесь! Он был снаружи гостиной все время, пока она спорила с отцом! Он был готов помочь ей. Он был на страже!

Ладони ее были прижаты к лицу. Блестящие острия рваных краев «розочки» плавали у нее перед глазами — так же, как перед глазами Питера.

— Иди седлай свой байк, — надрывался Кен. — Или ты хочешь выехать отсюда в пластиковом мешке?!

Гунтарсон продолжал говорить спокойно:

— Меня ты не сможешь поколотить, Кен. Ну, и как тебе это нравится?

Элла почувствовала, как кинжально-острое стекло отпрянуло. Ощутила мягкую плоть горла Питера, открытую и незащищенную.

— Нет! — выкрикнула она.

Кен швырнул свое оружие о пол. С полного замаха, даже не сжав кулак, смазал Гунтарсона по щеке. Тот сделал шаг вперед.

Плавным движением, удивительно проворным для мужчины с его весом, Кен крутанулся на левой ступне, подтянув правое колено к груди. Поджатая нога выстрелила, распрямляясь, в ударе а-ля Брюс Ли, как во времена его подростковых сражений. Это движение вернулось само собой, инстинктивно. Правый каблук врезался Гунтарсону в солнечное сплетение, согнув его пополам.

Вторая часть — коленом в лицо — последовала бы с той же автоматической уверенностью, наработанной четверть века назад, если бы не мгновенное чувство, что он не может вздохнуть. Кен опустил ногу.

— Оставь его в покое! Не трогай его!