Книга На всех хватит! - Андрей Уланов

— Издеваетесь?

— Что вы, как можно…

В этот момент до меня, наконец, дошло, что летящий на меня дым и сажа никак не могли происходить из трубы нашего паровоза. Я попыталась вглядеться вперед… сквозь слезы… дернулась было протереть глаза, но, к счастью, вовремя опомнилась.

— Граф… Николай… у вас есть чистый платок?

— В кармане на груди фрака. Только, — предупредил вампир, — доставайте осторожно, за уголок, иначе к тому моменту, когда вы поднесете его к своим очаровательным миндалевидным глазкам, он уже не будет чистым.

— Благодарю… мы догоняем их!

— Именно по этой причине я счел возможным потревожить ваш отдых, принцесса, — ухмыльнулся Рысьев. — Пришла ваша пора сделать решающий вклад в наше общее дело.

— И как же? — настороженно осведомилась я.

— Там, на полустанке, когда наш общий друг маркиз руководил угоном локомотива, — начал русский, — с ним были пятеро. Рожи, должен заметить, откровенно каторжные. Двое были вооружены револьверами, а трое — ружьями. И меньше чем через пять минут мы приблизимся к ним на расстояние выстрела. Их выстрела. У меня, как вы, наверное, обратили внимание, оружия при себе нет вовсе, — Николай виновато вздохнул. — Так уж сложилось, что я привык рассчитывать на иные свои таланты. Арсенал же госпожи Бриннер весьма внушителен, но, увы — как только что сообщила она мне в крайне лаконичных и емких выражениях, уступает творению Оливера Винчестера по такому существенному для нас сейчас значению, как точность на большой дистанции.

Вдобавок госпожа Бриннер необходима мне в роли кочегара, ибо иначе мы просто-напросто начнем отставать!

— А чем же тогда могу помочь я?

— Однажды, — медленно проговорил вампир. — Мне довелось видеть, как стреляют эльфийские лучники. Полагаю, принцесс в Хранимом королевстве еще не перестали обучать древнему искусству?

Без сомнения, самым лучшим ответом было бы заявить этому русскому безумцу, что он окончательно лишился остатков разума, а для наглядности сопроводить эти слова универсальным межрасовым жестом. Вместо этого некая принцесса Хранимого королевства скрестила руки на груди и выдала самый надменный взгляд, какой только возможен с учетом отчаянно слезящихся от дыма глаз и перемазанного сажей и угольной пылью личика.

— Нет! Не перестали!

Мы пользуемся луками с начала времен. Пожалуй, если мы и достигли за все эти прошедшие Эпохи истинного совершенства хоть в чем-нибудь, то это что-нибудь — именно луки. Из посвященных им свитков можно сложить стопку высотой в мэллорн — и не один. Каждый градус четвертного изгиба их плеч и грифов выверен настолько, что любое отклонение от тысячелетних традиций считается кощунством.

Свой лук я, конечно же, делала сама — каждый истинный Перворожденный делает его сам, ибо иное недостойно эльфа. Другое дело, что далеко не у каждого эльфа при этом за плечом стоит один из признанных мастеров, готовый подсказать… поправить… помочь… и, разумеется, незамедлительно пресечь малейшее отступление от канона.

Впрочем, неправильная принцесса сумела отличиться и тут, избрав для оного занятия не одного из трех дворцовых мастеров, а Вигдаля доль Серрае — мастера, конечно же, авторитетного, но в юную пору обзаведшегося тем, что люди именуют «пятном на репутации». Два с половиной века назад юный Вигдаль мало того, что якшался с гномами, но даже — что не принято упоминать вслух — изготовил с их помощью несколько арбалетов, оружия и по сию пору ненавидимого и презираемого эльфами больше огнестрела. Будучи же уличен в оном проступке, покаялся не сразу, а поначалу изображал возмутительное недоумение — он-де не понимает, почему занятие сие считается столь недостойным, ведь и гномы и даже наши заклятые враги дарко, несмотря на присущее им высокомерие, давно уже по достоинству оценили сие человеческое изобретение. Ведь одно лишь усилие на тетиве, минимум в десять раз превосходящее… в этот момент старейшинам стало окончательно ясно, что они имеют дело не с опасным еретиком и подрывателем устоев, а просто-напросто с больным, которого следует лечить. Долго и обстоятельно, как и подобает истинным Перворожденным.

Пройдя через цепкие руки целительниц, Вигдаль доль Серрае более не помышлял ни о каких дальнейших опытах с Морготовым порождением и вскоре стал одним из известнейших мастеров-лучников — критикуемым разве что за модернизм, склонность к излишнему украшательству и прочее потакание дурным вкусам молодежи. Но кое-какие ин-яости в нем все же остались. Скажем, в тех двух шпильках из витой проволоки, которые он с хитрой ухмылкой порекомендовал мне вделать в грифы, не было ни капли магии — проверяла три раза. Но ничем другим я не могла объяснить тот факт, что моя шестидесятифунтовка на пристрелке вбила стрелу на полдюйма глубже, чем семидесятипятка одной из моих се… одной из старших принцесс.

И, разумеется, искусство владения ни на волос ни должно уступать искусству изготовления. «Лучники легкокостные, драконов в око стрелами бело-серыми без промаха разящие» — такими запомнили моих сородичей современники Гомера. К слову сказать, не рассорься троянский царь с… впрочем, это все дела давно минувших дней.

Сейчас же меня больше всего волновала медленно сокращающая дистанция между двумя заполненными углем платформами — нашей и другой, на которой уже выстроились, дружелюбно помахивая ружьями, три человека.

Триста ярдов. Должно быть, они сильно удивляются, глядя на неподвижно застывшую серебристую фигурку. Двести девяносто. Посмотрим, удастся ли мне удивить их еще чем-нибудь.

Меня учили стрелять в самых диковинных условиях. Стоя на качающейся от порывов ветра ветке или свесившись с нее вниз головой. Со спины скачущего по лесу во весь опор единорога или мчащейся сквозь пороги легкой берестянки. Двести шестьдесят. Стрелять, стоя напротив солнца, в сумерках причудливо вытянутых теней, при обманчивом лунном свете, при блеске звезд… в туман, дождь, снег!

Двести пятьдесят…

И, когда мне в лицо будет нестись едкий дым пополам с раскаленными искрами, а под ногами будет подпрыгивающая на стыках платформа, мои учителя не предвидели. Двести тридцать пять.

И тут нервы одного из тех, троих, высокого бородача в красной рубахе, сдали окончательно — зверски оскалясь и выкрикнув что-то неразборчивое, он вскинул ружье и выстрелил.

Первая пуля звонко цвикнула о рельс в трех шагах передо мной. Вторая провыла справа. Двести двадцать.

Плохо то, что у меня с собой только одиннадцать стрел. Из которых пять заговоренных тратить просто ужасно не хотелось бы. Двести пятнадцать. Третья пуля ударила в край платформы, оставив после себя выбоину с безобразно торчащим веером щепок. Двести десять. Пора.

К точно такому же выводу пришел и средний в трио напротив, блондин лет двадцати пяти, загорелый парень в пропыленной накидке — кажется, это называется пончо. Неторопливо подняв винтовку, он уверенным движением сдвинул плашку прицела, умостил ружье на локоть — а в следующее мгновение вонзившаяся в живот стрела отшвырнула его на угольную кучу.