Книга Заговор - Сергей Шхиян

Однако совершенно неожиданно в разговор вмешался его старший сын:

— Ты прости меня, батюшка, я свой долг знаю и из твоей воли не выйду, но позволь мне остаться с окольничим.

Иван Владимирович оторопело на него уставился.

— Это что ты такое, Сидор, говоришь? Это как так остаться?

— Мне, батюшка, и жизнь не в жизнь будет, если с Прасковьюшкой что-нибудь случится!

Мы с подьячим одновременно вытаращили на парня глаза, правда, каждый по своему поводу.

— Это как же прикажешь тебя понимать? — растерянно спросил отец.

— А как хочешь, батюшка, так и понимай, но без Прасковьи мне не жить!

— А она сама что об этом думает? — осторожно спросил я, беспокоясь, собственно, не о Сидоре, а о своей юной любовнице.

— Думаю, что я ей тоже люб, — твердо ответил он.

— Ты, Сидор, того, обо мне не хочешь думать, о матери и братьях с сестрами подумай. Если на нас взъестся Михайло Маркович, то никому житья не будет. Ты это хорошо уразумей!

— Авось как-нибудь справимся. Бог не выдаст, свинья не съест. Я вот ее дядюшке помогу, да и заслужу девицу!

«Значит, я уже стал Прасковье дядей, — не без грустной иронии подумал я, — быстро она меня списала в родственники».

Нужно было как-то урегулировать ситуацию. После всех впечатлений сегодняшнего вечера мне только не хватало участвовать в семейной распре. К тому же следовало узнать, что думает по этому поводу сама девушка. Поэтому я предложил компромисс:

— Вы сейчас идите к себе, а утром будем разбираться, кто кого любит, и нужна ли Прасковье помощь. Как говорится, утро вечера мудренее.

— А вдруг на нее кто-нибудь нападет? — упрямо возразил парень. — Кто ее защитит от ворогов?

— Я защищу. Идите с богом, мне еще нужно выяснить, что случилось с купчихой.

Мое предложение понравилось папе, но совсем не понравилось сыну. Рискнув озвучить свою позицию, Сидор уже считал себя если не победителем, то героем.

Я понимал, что он испытывает в эти минуты, но почему-то ему не сочувствовал. Не то, что он мне почему-то не нравился, скорее потому, что, возможно, нравился Прасковье.

Подьяческий сын опасливо покосился на родного батюшку и рискнул повторить, что хочет остаться защищать девушку. Отец его не пожелал услышать и резко приказал не перечить старшим. Времена были дикие, патриархальные, и дети еще не осмеливались не то что перечить, даже прямо возражать родителям.

Недовольные друг другом родственники, наконец, покинули поле боя и удалились восвояси, а я вернулся в терем.

Там, как и следовало ожидать, шло единение панночки с холопами. Все, кто мог, плакали от радости и умиления. Я выдернул из компактной группы какую-то девчонку и отправил ее во второй терем, узнать, как обстоят дела у Веры. Она с трудом уразумела, что я от нее хочу, и неохотно пошла выполнять поручение.

Пока счастливая Прасковья поочередно обнималась с домочадцами, и ей было не до меня, я поднялся в светелку и переоделся в свое обычное платье. Сослужившую свою службу колдовскую одежду запаковал, решив, что при случае она еще сможет пригодиться.

Вечерние события так расшевелили сонное царство мирного купеческого подворья, что когда я спустился в горницу, там собрались едва ли не все здешние обитателя. Как всегда при смене власти, самые предприимчивые спешили засвидетельствовать свою преданность, намозолить глаза и доказать, что раньше они аплодировали против.

Так и не дождавшись возвращения посыльной, я узнал от дворовых, что Вера после удара лежит как мертвая. Заниматься ее лечением у меня не было ни оснований, ни желания. Вообще мне вся эта катавасия начинала порядком действовать на нервы. Все, что я делал последнее время, было как-то мелко и неинтересно. Одно дело спасать отечество, другое разбираться в частных случаях. К тому же мне уже надоело средневековье с его жестокостью и бытовой неустроенностью. Ладно бы были видны результаты усилий, а так получалось, что я какой-то стрелочник, борец за абстрактную справедливость. Что изменится в мире, если купеческим состоянием будет владеть не Вера, а Прасковья? Ровным счетом ничего. К тому же еще этот влюбленный Сидор Иванович…

Нет, сказать, что я приревновал Прасковью, было бы чересчур, но кому не станет обидно, если любимая девушка, непосредственно после того, как… представляет возлюбленного третьим лицам, как своего старого родственника?! Тоже ведь придумала — дядя! Я начал вспоминать, сколько времени она общалась с семейством подьячего, получилось всего ничего. Прав был Иосиф Бродский, когда писал:

Не смотри в глаза мне, дева,

Все равно пойдешь налево.

У попа была собака,

Оба умерли от рака.

— Боярин, — оторвала меня от грустных дум давешняя девчонка, — хозяйка приказала долго жить.

— Кому приказала? — не сразу понял я, о чем она говорит.

Девчонка удивилась вопросу, задумалась, и когда я уже «владел ситуацией», понял, что она имеет в виду, объяснила:

— Кто ее знает, кому, она не сказывала.

— Умерла, что ли? — повторил я вопрос.

— Я того не знаю, но люди говорят, что приказала долго жить.

— А ты больше слушай, что люди болтают! — пошутил я и, пробравшись сквозь толпу, облепившую воскресшую сироту, отправился наверх спать.

Расположения терема я по-прежнему не узнал, так что вариантов, где устроиться на ночевку, кроме девичьей светелки, у меня не было. Потому, ничтоже сумнящеся, я прикрыл дверь, чтобы не мешал шум из горницы, разделся и лег спать на единственную лавку.

Конечно, после всех сегодняшних треволнений сразу уснуть не удалось. Я лежал в темноте и перебирал в памяти последние события. О Сидоре старался не думать, сосредоточился на всемогущем дьяке Ерастове, которого почему-то так испугался Иван Владимирович. Кто он и в каком приказе служит, я так и не успел узнать. Вообще-то по статусу окольничий был чуточку выше, чем приказной дьяк, но фактически все зависело не от звания, а влияния и связей. Связей у меня было крайне мало, знатной родни — тем более, на защиту царя я не надеялся, так что нужно было выкручиваться самому. Все бы ничего, к передрягами противостояниям я привык, но этот влюбленный Сидор положительно выбивал меня из колеи.

Когда меня сморил сон, я не уследил, а вот проснулся от света и сразу же схватился за кинжал. В комнате горело сразу несколько свечей, и передо мной стояли какие-то женщины.

— Вы кто, вам что нужно? — не поняв, что происходит, спросил я.

— Так, батюшка, как же так, — привел меня в чувство знакомый голос мамки Матрены, — барышне спать пора, а тут ты разлегся!

— Ну, так пусть идет и ложится, — сердито ответил я, прикрывая рукой глаза от света.

— Как же ей тут ложиться, когда в светелке ты? — гнула свое Матрена.