Книга Король Терний - Марк Лоуренс

— А скажи мне, — обратился Макин, когда мы сошли на берег, — почему бы нам не направиться прямиком в Логово, где мы и ты наконец могли бы зажить по-королевски, а не ехать к каким-то родственникам, которых ты никогда не видел?

— Некоторых видел. Но никогда не был у них в гостях.

— А почему мы едем в гости именно сейчас? Ты для того завоевывал Логово, чтобы Коддин правил там вместо тебя? — спросил Макин.

— В моей семье всегда высоко ценили дворецких, — ответил я.

Макин улыбнулся.

— Мы едем туда, потому что нам нужны друзья. Каждая собака на моем пути твердит, что принц Стрелы метит на императорский трон. Даже если это только отчасти соответствует истине, то это значит, что он очень скоро заявится в Высокогорье Ренара, и, однажды столкнувшись с ним, уверяю, остановить его будет очень трудно. Несмотря на мое легендарное дружелюбие, моя интуиция подсказывает, что именно сейчас я должен проехать полмира, чтобы найти тех, кто поможет нам в трудные времена, — сказал я.

И все это было правдой, но сверх интересов империи я просто хотел познакомиться с членом моей семьи, который не испытывал желания убить меня. Говорят, кровная связь крепкая, но мой отец доказал обратное. Становясь старше, я начал анализировать свою природу и почувствовал, что должен познакомиться с родственниками по материнской линии, хотя бы чтобы убедиться, что я не безнадежно жесток и грешен.

Мы проезжали у подножия Аупс, эти горы своей величественной вышиной и количеством пронзавших небо пиков превосходили Маттеракс. Мириады белоснежных вершин тянулись с востока на запад, пересекая границы государств, — великая Римская стена.

Юный Сим был от гор в полном восторге и с таким энтузиазмом крутил головой, что, казалось, вот-вот вывалится из седла.

— Эти горы ни один человек перейти не сможет, — заключил он.

— Ганнибал перешел их на слонах, — сообщил я.

Юный Сим на мгновение нахмурился.

— А, на слонах, — произнес он.

До этого момента я даже не подозревал, что Сим не имеет никакого представления о слонах. Даже в цирке доктора Тэпрута не было слонов. Возможно, Сим подумал, что они карабкаются по горам, как обезьяны.

На протяжении нескольких недель мы ехали вдоль размытых границ мелких королевств по едва истоптанным дорогам. Семеро путешественников — опасное число. Слишком много, чтобы проехать незамеченными. Слишком мало, чтобы чувствовать себя в безопасности. И все же мы выглядели крепкими парнями. Возможно, не настолько крепкими, как это было на самом деле, но достаточно для того, чтобы у местных бандитов пропало желание на нас нападать. И наш обтрепанный вид в том помогал. У нас были лошади, оружие, доспехи — хорошая добыча, но ее ценность значительно уменьшалась тем обстоятельством, что пришлось бы иметь дело с Райком и Макином.

Нижние склоны Аупс тянулись вдоль границ Тевтонии длинными бесплодными долинами, пересеченными высокими нагромождениями обрушившихся массивных горных пород и щебня. Давным-давно здесь происходили напряженные события. Это называлось «изоляция территории», и даже сегодня мало что росло на кислых, покрытых слоем пыли почвах. Среди этой безжизненной пустоты, откуда до любого населенного пункта не менее недели езды, мы обнаружили дом, самый одинокий во всем мире. Я читал когда-то, что среди белых снегов севера у края замерзшего моря люди живут в ледяных хижинах, завернувшись в меха, как во вторую кожу, ежась от ветра, который своей силой может разорвать пополам. Но это был каменный дом, затерянный среди огромных валунов, с пустыми глазницами-окнами, которые делали его еще более одиноким. Из дома вышла женщина, перед ней столпились трое ребятишек, которые внимательно наблюдали, как мы проезжаем мимо. Они стояли и смотрели молча. В этой безжизненной долине, куда долетает только шепот ветра, но где не слышно ни карканья вороны, ни звонких песен жаворонков, казалось грешно говорить, словно человеческий голос может разбудить то, чему лучше пребывать в глубоком сне.

Лицо у смотревшей на нас женщины было слишком белым, слишком гладким, как лицо мертвого ребенка. Дети в серых лохмотьях толпились вокруг нее.

По дороге на север мы въезжали в царство весны. Сейчас казалось: мы галопом врываемся в лето. Грязь засохла твердью, весенний цвет облетел, появились мухи. Райк сделался красным — так с ним всегда бывало с наступлением лета, даже грязь не спасала его от солнечных лучей, обгоревшая кожа не смягчала его нрава.

Мы оставили позади горы и их унылое подножье, оказались на просторах, заросших диким вереском, а затем пошли великие леса юга.

К концу жаркого дня, когда лицо стало болеть чуть меньше, ожог не зарубцевался полностью, но перестал сочиться, я достал из ножен меч. Мы разбили лагерь на опушке леса, Райк добыл оленя, и филейная часть брызгала жиром, заставляя костер потрескивать.

— Ну что, сэр Макин из Трента, потренируемся!

— Ну, если ты не забыл, как им пользоваться, мой сеньор, — усмехнулся Макин и обнажил свой меч.

Мы вели тренировочный бой: отбивали удары и делали ложные выпады, восстанавливали растяжку мышц и отрабатывали взмахи. Без предупреждения Макин увеличил скорость, острие его меча почти касалось моего тела.

— Продолжаем урок? — спросил он и усмехнулся, на этот раз свирепо.

Я позволил интуиции вести меня, а сам лишь наблюдал ход боя — движения вперед и отступления, — не обращая внимания на такие детали, как колющие и рубящие удары. За спиной у Макина солнечный свет лился сквозь макушки деревьев тонкими нитями, похожими на струны арфы, за шелестом листвы и пением птиц я уловил напряженную песнь клинка. Мечи мелькали все быстрее и быстрее, сталь звенела, дыхание участилось. Боль вернулась ко мне. Она жгла, словно осколки Гога застряли в костях челюсти и горели. Быстрее. Усмешка исчезла с лица Макина, пот струился по лицу. Быстрее — искры отраженного света мелькали в его глазах. Быстрее. Секундное отчаяние — и: «Достаточно!» И он разжал руку, выпуская меч.

— Боже правый! — воскликнул Макин, тряся рукой. — Тебе нет равных.

Братья побросали свои занятия и наблюдали за нашим поединком с удивленными лицами, будто глазам своим не верили.

Я пожал плечами.

— У меня был хороший учитель.

Руки у меня дрожали, и я с трудом попал клинком в ножны.

— А-а! — На мгновение показалось, что я порезался, и я закусил пальцы. Но крови не было, были пузырьки в том месте, где раскаленная сталь обожгла меня.

Мы обогнули горный хребет и изгиб одной широкой реки, затем другой. На картах у них есть названия, иногда местные жители, не доверяя картам, дают им свои имена. Иногда вверху по течению реку называли одним именем, а внизу — другим. Меня это не особенно заботило, так как не сбивало с пути и не мешало ехать туда, куда я направлялся. Хотя были иные препятствия. Сторожевые башни, патрульные отряды, разливы рек, слухи об эпидемии чумы заставляли делать поворот то там, то здесь, словно направляли нас на юг по конкретным дорогам. Мне не нравилось быть направляемым, но Макин сказал, что это всего лишь мои эмоции.