Книга Призвание – опер - Вячеслав Жуков

А он?.. Он скорее всего погибнет сегодня. Он еще не додумал, каким образом это произойдет. Но, возможно, посланный киллер притаился где-нибудь у забора и уже разглядывает его в окуляр снайперского прицела. Но пока выстрел не прозвучал, еще надо было кое-что сделать.

Вор допил из рюмки коньяк и позвал:

– Артем! Приведи мне Дика.

Тут же в дверях появился телохранитель – огромный здоровяк, верой и правдой служивший Мономаху уже два десятка лет и не раз спасавший своего хозяина от смерти. За долгие годы они сдружились.

Мономах всегда удивлялся его умению ходить так, что шагов никогда не слышно. Вот и сейчас он подошел, и Мономах не услышал его, хотя и чутко прислушивался, повернувшись спиной к дверям.

Телохранитель кивнул головой и исчез. А через минуту появился в комнате, держа на поводке огромного кобеля-овчарку по кличке Дик.

Увидев хозяина, Дик радостно завилял хвостом и, едва телохранитель отстегнул поводок, кинулся к Мономаху. А телохранитель вышел, закрыв дверь, но остался в коридоре.

– Дик. Родной мой. – Мономах прижал к себе здоровенную собачью морду и поцеловал кобеля в лоб. Сегодня им предстояло расстаться.

Точно предчувствуя неладное, Дик, жалобно поскуливая, уткнулся хозяину в колени. Он с готовностью бросился бы на любого, кто осмелится поднять руку на его хозяина. И так уже было. И он вместе с телохранителем защищал Мономаха. На свете не было ничего такого, что могло бы остановить верного пса. Дик не боялся ничего и никого, понимая все команды хозяина с полуслова. Он как будто угадывал его мысли. Чувствовал его настроение.

И теперь казалось, что умный пес почувствовал, как муторно у хозяина на душе. И он заскулил, протяжно и грустно. В умных собачьих глазах была заметна тоска, которой раньше вор никогда не видел.

Мономах погладил собаку. Потом медленно поднялся с кресла и, порывшись в шкафу, достал большую сумку. Раскрыл ее.

Сумка оказалась набитой пачками долларов. Вор вернулся в кресло. Сумку поставил рядом. С минуту молча глядел на нее. Потом сказал:

– Артем! – А когда телохранитель появился, кивнул ему: – Подойти ко мне. Нам надо поговорить. – Лицо вора было грустным.

Все теми же неслышными шагами телохранитель приблизился.

– Сядь рядом, – указал вор на кресло, стоящее возле небольшого столика с резными ножками, на котором едва умещалась бутылка дорогого коньяка, ваза с виноградом и две рюмки.

Телохранитель, несколько смутившись, сел, вопросительно заглядывая в глаза Мономаху. Хотя тот явно не хотел встречаться с ним взглядом. И Артем догадался почему.

На глазах вора были слезы. Такого Артем еще не видел.

Мономах налил в обе рюмки коньяку. Одну подал телохранителю. И они выпили молча, не чокаясь. Потом старый вор налил по второй.

Взгляд, от которого даже самых стойких авторитетов бросало в дрожь, теперь был наполнен неразделимой печалью. Вор вздохнул.

– Скажи, Артем. Только честно, – попросил вор. – Я тебя хоть раз в жизни обидел чем-нибудь? Обошелся с тобой незаслуженно грубо?

Артем вопросительно и в то же время преданно взглянул на Мономаха. Зачем спрашивать то, чего никогда не было. Разве вор забыл?

– Нет. Никогда, – почти шепотом проговорил телохранитель, не понимая, к чему все это сказано хозяином. Но не зря говорят, что взгляд может объяснить все больше, чем слова. И, посмотрев в глаза Мономаху, телохранитель почувствовал беду, помочь справиться с которой он не в силах. И впервые гиганту захотелось расплакаться. Вор чувствовал его бессилие и не осуждал. И от этого еще тяжелей было на сердце верного телохранителя, готового отдать свою жизнь за вора.

– Нет, Владимир Борисович, никогда, – повторил он. А Мономах в ответ только кивнул седой головой. Объяснять ничего не стал. Несколько минут молчал, потом заговорил тихо, стараясь скрыть волнение:

– Вот что, Артем… Настало время нам попрощаться… Так-то вот.

– Почему? Вы куда-то уезжаете? – впервые осмелился телохранитель перебить Мономаха. Слишком уж растрогал его душу старик.

– Нет, – грустно покачал головой вор, не обратив внимания на эту маленькую наглость своего охранника. – Уезжаешь ты, мой дорогой.

– Но…

– Слушай меня внимательно, – на этот раз Мономах заговорил несколько раздраженно, не хотел, чтобы телохранитель перечил ему: – Сейчас ты возьмешь Дика и уедешь. В гараже стоит старая «шестерка». Возьмешь ее. Вот это тебе, – вор подвинул ногой сумку, доверху набитую пачками долларов.

– Я не могу…

– Бери. Это твое. Здесь пятьсот тысяч долларов. Про эту наличку не знает никто. Бери. Можешь распоряжаться ими как хочешь, – опять с раздражением проговорил вор, заметив, что телохранитель собирается что-то сказать. – Артем! Я не люблю сантиментов. И ты это знаешь. Ты заслужил эти деньги. Но дай мне слово. Пообещай мне…

– Все, что хотите. – Здоровяк с готовностью приложил руку к груди, к сердцу, в знак глубокого уважения. Встал перед вором во весь рост.

– Дай слово, что не отдашь Дика на живодерню. Что не выбросишь на улицу и ему не придется бегать по помойкам и собирать объедки.

– Владимир Борисович… Я лучше сам сдохну, чем допущу такое!

– Слово?! – потребовал вор, и голос его точно взлетел вверх.

– Даю слово, – сказал здоровяк, с почтением поклонившись старику.

– Я бы хотел, чтобы ты поселился где-нибудь недалеко от Москвы. Тут полно подходящих городов. Открой какую-нибудь «лавочку». Торговля не оставит тебя голодным. Ну, вот и все, что я хотел тебе сказать. А теперь уходи. Бери пса и уходи. Слышишь? И помни, ты мне слово дал. – Вор наклонился, обнял собачью морду.

Гигант увидел, что вор заплакал, быстро пристегнул к ошейнику карабин и потянул упиравшегося пса из комнаты. А на душе тяжело. Впервые оставлял вора одного. И теперь уже навсегда.

– Прощайте! – услышал он дрогнувший голос старика. Обернуться и увидеть слезы на глазах старого вора не хватило сил. Спросил, не оборачиваясь:

– Как же вы?..

Вор не ответил. Это уже было для вора не важно. Гигант не видел, как вскинулась вверх сухая рука и тут же бессильно упала с подлокотника кресла. Он вышел и, не оборачиваясь, закрыл дверь.

Когда старенькая «шестерка» выехала с территории, Мономах встал с кресла. Походил по комнатам. После ухода верного слуги дом стал для него пустым, неодушевленным. Он ненавидящим взглядом смотрел в молчаливые лица, изображенные на портретах рукой великих мастеров живописи, и находил в их глазах отчужденное осуждение. Казалось, все они тоже ненавидели его. Он не сомневался, им было за что его ненавидеть. Многие бесценные полотна в свое время были украдены и потом перекочевали к нему. Но теперь они не имели для него цены. Теперь это всего лишь мазня.

Он вышел из дома, дверь запирать не стал. И походкой уставшего человека побрел в гараж. Не хотелось отказать себе в удовольствии.