Книга Вольный стрелок - Михаил Серегин

Фокин вздохнул.

— Значит, отдыхаешь? — после паузы тоскливо спросил он и довольно откровенно покосился на Наташу, сидящую чуть в стороне. — Это кто такая?

— Да последовал твоему совету. Позаимствовал из «Сапфо», — откликнулся Влад. — Ничего девочка.

— Да уж! — отец Велимир прищелкнул языком, а потом с самым прискорбным видом добавил, сопровождая каждое слово глубоким вздохом — А я вот исповедовал сейчас одну прихожанку, и эта дочь греха не захотела мне дать отчет…

Свиридов раскатился хохотом на всю квартиру, не обращая внимания на всколыхнувшуюся резкую боль в голове.

— Последнее слово в твоей речи явно было лишним, — наконец, все еще задыхаясь от смеха, выдавил Владимир, — теперь ясно, почему у тебя такой скорбный и душеспасительный вид, святоша!

Пресвятой отец воздел руки к потолку, словно призывая в свидетели бога, всех святых угодников и обшарпанную люстру, вокруг которой с рефреном «Гррррешник, в натуррре!» кружился попугай: ну чего еще можно ожидать от этого закоренелого святотатца Свиридова?..

— Ну ладно, — серьезно проговорил Владимир, — пошутили, и будет. Хорошо, что ты зашел, Афоня. Я хотел с тобой побеседовать.

— Надеюсь, на богоугодные темы? — не унимался святой отец, который по случаю праздника, а именно пятого дня весны, был уже изрядно навеселе.

— Ну конечно. Ты слышал о банкете, который организует «Тавро-кредит» по поводу приезда своих греческих партнеров?

— Я приглашен туда еще вчера, — с готовностью откликнулся Фокин, — лично Михаилом Борисовичем Лукинским…

— Я тоже, — перебил его Влад, — я тоже приглашен лично самим Но не в этом дело.

На лице священника расплылось выражение высшей степени недоумения.

— Но ты же… — начал было он, но тут же осекся под взглядом Свиридова. Владимир укоризненно покачал головой, а потом произнес:

— Все серьезно поменялось, брат Тук.

Помнится, ты рекомендовал мне в качестве искупительной жертвы Гапоненкова вместо Лукинского. Мне пришлось проделать большую работу, чтобы убедиться, что ты прав.

Фокин положил руку на плечо Влада и сказал:

— Ну что, рассказывай, Володька. Я вижу, тебе есть чем со мной поделиться.

— С тобой и с Наташкой. Иди сюда, — кивнул он девушке, которая смотрела клипы по каналу MTV, — нам необходимо договориться. От этого во многом зависит, как все обернется завтра.

— А что завтра? — встревоженно спросила Наташа, — это как-нибудь связано с твоей утренней поездкой к Лукинскому? Ты ничего еще не говорил на этот счет.

— Завтра.., что завтра? Завтра седьмое марта, — легко сыграв беззаботность, ответил Свиридов. — Завтра мы будем брать с поличным Гапоненкова.

— С каким еще поличным? — уточнил отец Велимир.

— Наташа знает. Правда? — Его жесткий взгляд коснулся ее лица, она вздрогнула и пробормотала:

— Господи, опять что-то.., ну что я должна знать?

Свиридов погладил ее по плечу, облизнул сухие губы и начал говорить. Чем дольше он говорил, тем больше вытягивалось лицо Фокина и бледнела Наташа. На лице Влада, насмешливом и холодном, блуждала презрительная, саркастическая улыбка, но его глаза, напряженно сощуренные, пронизывающие, ясно давали понять, что он относится к своим словам гораздо серьезнее и ответственнее, нежели то можно было понять из колюче-ироничного тона, которым он произносил свои слова.

— Господи помилуй! — наконец воскликнул отец Велимир, уже совсем не театральным жестом поднося руки к голове. — Ну ты прямо какое-то исчадие ада нам тут изобразил!

Влад не обратил внимания на святого отца, который хоть и отказался от своего «праздничного» паясничанья, но все равно едва ли мог понять всю серьезность ситуации.

А вот Наташа.., она занимала его куда больше. Не потому, что у него теплились какие-то пусть не киношно-страстные, но, вероятно, достаточно ощутимые чувства к ней, даже скорее просто привязанность… нет, не поэтому.

На ее лице отчетливо читалась какая-то мучительная и противоречивая борьба. Она определенно пыталась ее скрыть, но это плохо удавалось.

— Разве это так невозможно? — коротко спросил он и после паузы добавил — почти без колебаний:

— Ты что.., любила его?

Ее губы как-то беспомощно и по-детски дрогнули, словно маленькой девочке Наташе сказали, что она плохо себя вела и не получит за это вожделенную шоколадку.

— Ну хорошо, послушай, — сказал Влад и положил перед ней карманный передатчик с записывающим устройством, размером примерно с диктофон. На мини-кассете был записан примечательный разговор с участием Гапоненкова, который таки внес существенные коррективы в ход дела, как ни была мала вероятность того.

— Этот диалог датируется четвертым марта, — сказал Влад, — он состоялся вечером того же дня, когда милейшему Алексею Алексеевичу потребовались мои услуги. Ты понимаешь по-английски?

Наташа кивнула, не разжимая бледных губ…

* * *

" — Добрый день, мистер Гапоненкофф.

Я хотел бы уточнить отдельные моменты нашего контракта.

— Понимаю, мистер Панитаиди. Вы приезжаете седьмого?

— Совершенно верно. На этот срок назначено подписание нового и довольно крупного контракта с господином Лукинским.

— Вы еще рискуете выходить на российский рынок после семнадцатого августа?

— А что было семнадцатого?.. Ах да.

А почему бы мне и не рисковать? В конце концов, в России можно много потерять, но и многое выиграть.

— Вы дальновидный человек, господин Панитаиди. Одним словом, мы можем встретиться седьмого марта на банкете, который проводит в вашу честь Лукинский.

Я туда приглашен.., разумеется, как владелец модельного агентства.

— Превосходно.

— Я надеюсь, что к тому времени все будет благополучно разрешено.

— Разве у вас возникли какие-то проблемы, мистер Гапоненкофф?

— Мы уже достаточно обговаривали этот вопрос, мистер Панитаиди.

— Я думаю, вам понятно, что без участия мисс Соловьевой мы не сумеем найти нужные точки соприкосновения по вопросу контракта. Я думаю даже, что необходимая пластическая операция по вашему методу может быть проведена в Греции или же в США, куда я вылетаю непосредственно после посещения вашего города, а потом Москвы. Я понимаю, вы думаете, что эта новая куда более дешевая технология может привести к возникновению широкого рынка сбыта по всему миру, но…

— Я не понимаю вас, мистер Панитаиди. Вы сделали мне заказ, я его выполняю.

Все намеки на то, что при моем небрежении к вашему заказу прогорит и контракт в нашем модельном бизнесе, я полагаю неуместным проявлением непрофессионализма. Простите за подобную откровенность, но я не хотел бы, чтобы вы видели во мне неполноценного и даже в чем-то ущербного делового партнера только на том основании, что я из России. Я понимаю, что после кризиса международное значение России подорвано и местные бизнесмены уже не пользуются безоговорочным доверием западных деловых кругов, но есть же и нетленные ценности, мистер Панитаиди. Полагаю, ничто не заставит усомниться в том, что никакой кризис не сделает русских женщин такими же непривлекательными, как ваши преуспевающие американки. Тем более что защита прав человека у них поставлена как нельзя хуже, то есть настолько совершенно, что и не подступишься. Так что работать там по такому профилю, мягко говоря, нереально. Или я в чем-то не прав?