Книга Этажи - Олег Сергеевич Савощик

собой.

Если кто-то и впрямь влез в слизь, а потом приперся в пивную, следовало уходить как можно скорее. Потому что, когда сюда прибудут ликвидаторы, уйти уже не сможет никто.

Какого-то несчастного избивали у стены, я не успел рассмотреть. Нас вынесло человеческим потоком на лестницу, ступеньки слишком быстро бросились под ноги, и я схватился за плечо Мишани, с трудом сохраняя равновесие. Услышал:

– Щас обоссусь.

Мы спустились к распределителю, попали из одной давки в другую. Вдоль коридора тянулись окошки выдачи, где можно было отоварить талоны на спички, хлорку, лампочки, мыло и зубной порошок, одежду и прочую всячину. В боковых ответвлениях на раскладных стульях курили менялы-барахольщики – доживающие свой век старики, – получившие лицензию от администрации и зарабатывающие прибавку к пенсионному пайку. Перед ними на расстеленных клеенках лежали радиоплаты, поплавки для сливных бачков, детали сифонов, гайки, шайбы и шурупы в алюминиевых баночках, старенькие отвертки со сколотыми ручками и ржавые разводные ключи…

На распределителе можно достать практически все, что нужно в хозяйстве. Если тебе, конечно, что-нибудь останется. Здесь пахло застоявшейся кислятиной: запахом вечных очередей и впустую потраченного времени.

Толпа влетела в толпу, смешиваясь в единый ком. Бежавшие из пивной расталкивали собравшихся у окошек выдачи людей, пихались локтями, ходили по ногам. Я оглянулся: Мишани рядом не было. Решил попробовать пробиться к туалету?

Где-то впереди маячили затылки Вадика с Лазаревым. Мне стоило ускориться, не хотелось отпускать ученого сейчас, из него еще столько можно было вытащить! Если он проделал такой путь, то наверняка знал и о подвале. Знал о еще одном спуске.

Не знаю, почему меня снова тянуло вниз, что именно я собирался там найти? Увидеть своими глазами место бойни и разорванные тела ликвидаторов, чтобы стянуть с очередного мертвеца противогаз и взглянуть в безжизненное лицо брата? Я ставил эту точку в своей голове тысячу раз, но получалось лишь многоточие. Мне нужна была единственная. Мне нужно было тело Димы.

Знакомые затылки всё удалялись. Я проскочил между двумя амбалами, обогнул какого-то чудака с надвинутым на голову капюшоном и собирался уже было окликнуть Вадика… Когда взвыла сирена.

***

Нет ничего хуже, чем оказаться на распределителе во время тревоги: до Самосбора можно и не дожить. Зазеваешься – и толпа задавит, растопчет, не обращая внимания на хруст и крики под каблуками.

Самая опасная давка – на лестницах и у лифтов, потому я сразу протолкнулся к стене, прильнул к холодному бетону, а спустя пару метров свернул за угол, в тесный тупичок, где пока еще были свободные места. В подошву впилось что-то твердое, зашелестела клеенка. Я не обратил внимание на крики менялы – сам виноват, что не успел собраться, и сейчас его барахло затопчут.

– Спасайтесь! – вылетело из толпы. – Бегите, да бегите! Прячьтесь же, скорее!

Людей в небольшое укрытие набилось под завязку, все стремились поскорее переступить затертую грязно-желтую линию на полу. Меня оттеснили к боковой стене. Рядом женщина вцепилась в сына, обхватила долговязую фигуру руками, вжалась лицом в тощую грудь. Парню было на вид циклов пятнадцать, но он уже вымахал выше матери. Неловко гладил ее по спине.

Мы ждали. Вспышки аварийных ламп подсвечивали напряженные лица и поднятые к потолку глаза. Казалось, секундная стрелка моих часов потяжелела, замедлилась, не желая подниматься вверх по циферблату, тянуть за собой неподъемное время.

Наконец под потолком щелкнуло, и поползла со скрипом вниз металлическая заслонка, все еще удерживая наши взгляды, как магнитом. Механизм срабатывал автоматически, и никто не знал, как давно его смазывали в последний раз и не остановится ли спасительная заслонка на полпути.

Толпа с распределителя пропала, утрамбовалась в кабины лифтов, растеклась по лестницам или забилась в укромные углы вроде нашего. Лишь один человек – тот самый чудак в капюшоне – неторопливо прогуливался вдоль закрытых герметичными щитами окошек, продолжая кричать:

– Все попрятались? Все успели? Молодцы-ы…

Я пригнулся, чтобы получше разглядеть его в сужающемся проеме. Высокую фигуру скрывал то ли длинный плащ, то ли балахон, будто сшитый из тряпья всех оттенков серого, рук не было видно из-за широких рукавов. Я позвал этого глупца, что кричал о спасении, но отчего-то не собирался спасаться сам, махнул ему, несмотря на недовольный цокот за спиной. Но он даже не посмотрел на меня.

– Я успею! – Парень было дернулся из объятий матери, намереваясь проскочить под заслонкой, когда той оставалось проделать лишь четверть пути, но женщина держала крепко.

– Стой, дурень!

– Мама!

– Не пущу!

От интонаций в ее голосе мне самому захотелось сильнее вжаться в стену, так они мне напомнили Полину.

– Не смотри, сынок.

Заслонка коснулась желтой линии на полу, скрипнув последний раз, и вместе с тем отовсюду послышались вздохи облегчения. А я в этот момент мысленно поблагодарил женщину за ее хватку. Пацан бы не успел.

Мы остались в темноте, лишь слабо светились зеленые точки на стрелках отцовских часов. Сидорович забрал за них всю тушенку – мою долю, что я приволок из квартиры барыги, – да еще и талонов сверху запросил. Я не торговался. Вместе с напоминанием, что вся моя жизнь заперта в делениях циферблата, я вернул себе нечто еще, чего раньше не замечал. Едва уловимое чувство, будто какой-то, пусть и незначительный, контроль у меня все же есть. Время вновь стало зримо и почти осязаемо.

Через герметичную заслонку мы все еще могли слышать безумца.

– Хорошо спрятались? Надежно? Хорошо-хорошо… Сидите, бойтесь. Я даже отсюда слышу, как стучат ваши коленки… Сирены пугают вас? Хочется заткнуть уши?

С первым звуком тревоги я нажал кнопку обратного отсчета на часах и знал, что совсем скоро эти крики сменятся воплями агонии. Вот-вот…

– …Они построили это место, заперли вас по жилым ячейкам, убедили, что бежать и прятаться – единственный путь. И вы, послушные, покорные, отгородились гермами. Гермы закрыли ваши глаза, гермы заперли сердца ваши…

Стрелка преодолела контрольную отметку и пошла на новый круг. Я не мог понять, почему Самосбор никак не наступает.

– Вы чувствуете страх. Вы ложитесь со страхом, вы просыпаетесь с его привкусом на языке. Он бродит за вами по пятам, шепчет вам, мешает расслышать…

Порой голос удалялся, тонул в гуле сирен, и уже казалось, что он больше не вернется, что сгинул невидимый рассказчик, как и полагается сгинуть всему живому по ту сторону заслонки. Но проходило десять секунд… Двадцать… И снова он:

– …Сирены, чтобы вы не слышали правду. Гермы, чтобы не видели правду. Трудовой распорядок, чтобы у вас не было времени подумать о правде. И страшные байки, чтобы вы боялись правды…

Я, не отрываясь, следил за часами. Невозможно… Невозможно!

– …Ну так слушайте сейчас! Слушайте мой голос и не обманывайте себя, что не слышали! Я проведу вас через закрытые двери, я покажу вам лицо страха, что бродит по коридорам вашей головы. Покажу, и