Книга Словацкие повести и рассказы - Альфонз Беднар

скорость. «Господи, — подумал отец, — я не то сделал, они меня не поняли… Что же теперь?» И, не зная, что можно сделать еще, снова бросился бежать.

В машине, которая чуть не сбила его, ехал начальник сельскохозяйственного отдела района. Он ездил инструктировать кооператив в горах, с которым уже давно не знали что делать. И, правду говоря, он тоже ничего дельного не придумал. Это не давало ему покоя, и теперь он размышлял об этом, он был человек педантичный в хорошем смысле слова, всякое незаконченное дело, всякая половинчатость его удручали. Он злился на себя, он устал — целый день на ногах — и был раздражен, так как еще ночью ему предстояло ехать в область на спешное совещание. Опять дома будет крик, раздоры, дети растут, как деревья в лесу, и сразу ему все опротивело, жить не хотелось. Он заметил посреди дороги человека и прикрыл глаза от страха, что собьет его — открыл глаза только тогда, когда опасность миновала. Но что-то беспокоило его, он старался понять, что именно, и через несколько минут понял: у того человека в руках был какой-то сверток. Этот сверток ему что-то напомнил. Да, теперь он сообразил, сверток похож на ребенка, закутанного в одеяло — такое же одеяло, как то, в каком провели свой первый год и они — он и его братья. Начальник спросил шофера:

— Что это было?

— Что? Этот там? Какой-нибудь пьяница.

— Вы не обратили внимание? Он что-то нес?

— Ну и что? Может, и нес.

— Похоже на ребенка. Не обратили внимание? Завернутого в одеяльце.

— Ну и что, если ребенок? Это его дело.

— Может, ребенок болен, — нерешительно сказал начальник.

— Его дело, — грубо ответил шофер.

Шофер не любил начальника за то, что тот таскает его до полного изнеможения. И кроме того, он сердит на него именно сейчас, потому что по субботам шофер обычно играет в карты, а начальник как назло задержал его, и пулька пошла к черту. Начальник задумался. «Определенно это больной ребенок», — повторял он про себя. И вдруг его осенило, он хлопнул себя по лбу. Почти закричал:

— Да ведь тот человек бежал! Чего бы ему иначе бежать?

— Чепуха, — сказал шофер. — Приснилось вам.

— Не приснилось. Теперь я точно знаю.

Потом он просительным тоном проговорил:

— Надо бы остановиться… Остановиться и вернуться.

— И не подумаю.

Начальник хотел было настаивать, но он хорошо знал шофера, знал, что будет просить напрасно. Да у него и у самого не было лишнего времени. Может, действительно ему все это показалось. Впереди уже переливались огни города. Он не мог задерживаться. Не было времени. Было бы роскошью думать о человеке, оставшемся на пустынной дороге. Еще надо заехать в секретариат. Договориться насчет завтрашнего совещания. Подготовить материалы. На минутку домой, взглянуть на детей, хотя бы спящих. Нет, жизнь не знает никаких сантиментов, неумолимо исключает их. Никаких детских одеялец. Глупости все это. Может, все это ему только показалось. И шофер тоже пробормотал:

— Из-за такой ерунды. И не подумаю.

И вдруг шофер подумал — может, все-таки надо было остановиться.

Лес шумел, месяц порой выглядывал из-за туч. Дорога темная — по обеим сторонам высокие ели. Тянет осенней сыростью от мхов. Все знакомо и близко, все помогает шагать. Больше он не останавливался. Все теперь поставил на одну карту: на ноги свои, на легкие, на сильно бьющееся сердце. По мере того как сокращалось расстояние, уменьшался и страх. Может, все-таки, на его счастье, малышка выдержит. Уж он и не надеялся ни на чью помощь. Он верил в свои силы и еще в какую-то смутную справедливость: девочка должна выдержать — ведь ее спасает тот, кто так сильно любит. Он не слышал ее, но чувствовал, что она еще жива. И верил — как только дойдет до города, до больницы, все будет в порядке: он беспредельно доверял врачам. Его родного брата спасли в той самой больнице, брата покалечило — деревом придавило, он почти истек кровью, а это ведь куда хуже, чем какое-то детское воспаление легких. И там, в детском отделении, есть знакомый доктор, тот самый, что помог малышке появиться на свет. У него такие заботливые и добрые глаза. И не взял он ничего, кроме бутылки сливовицы. Только бы добраться до города, до больницы, и все будет в порядке. Сколько еще километров? Смотри-ка, это уже Осадка, отсюда не больше пяти километров. Надо только прибавить шагу, не щадить ни ног, ни легких. За Осадкой его обогнал «Спартак». Отец помахал, уже не надеясь, только чтоб не упустить хоть малейшую возможность. Водитель даже притормозил, высунулся из окна, показал назад — в машине было полно.

За рулем сидел директор лесного хозяйства, молодой еще инженер. Машина была его собственная — взял в приданое за женой. Сзади сидели два элегантных сотрудника лесного хозяйства, между ними — барышня из канцелярии директора. Другая барышня, бухгалтер сектора эксплуатации, сидела впереди. Дело в том, что директорская жена уехала к родным, которых навещала регулярно. Родные жили на другом конце Словакии, так что она будет отсутствовать самое малое три дня, и все хозяйство целыми месяцами с радостным предвкушением ждало эти три дня. Жена директора была тупа, сварлива и ревнива. Директор же, напротив, был человек сердечный, дружелюбный и компанейский. В машине стоял крик. Днем они пекли форель на углях, выпили немного водки и вина и, когда ничего уже не осталось, двинулись в город. Они были веселы, как положено людям, выпущенным на свободу. Девицу из канцелярии тискали, она временами взвизгивала. Бухгалтерша была серьезна: она была смертельно влюблена в директора — смертельно, то есть безнадежно. А сейчас ей как будто засветила надежда. Поэтому она даже не дышала, смотрела прямо перед собой, и руки ее, сжатые на коленях, потели. Когда директор высунулся из окна и что-то прокричал, один из молодых людей спросил:

— Кто это был?

— Какой-то хуторской, — ответил директор и добавил: — Ребенка нес.

— Ребенка, — сострадательно сказала девица из канцелярии. — Наверное, он нес его в больницу.

Директор пожал плечами:

— Куда его ткнешь? Машина и так перегружена.

— Юльке на колени, — сказал молодой сотрудник. — Она это любит — парня на коленях, ха-ха-ха!

Он ущипнул ее, барышня запищала.

— Чего это мне? — спросила она. — Почему не Геде?

Директор сказал значительно:

— Геда не такая.

Геда молчала. Там, сзади, снова тискали, пищали и кричали. Но директор сказал тихонько:

— Вы ведь не такая, Геда?

И она ответила еще тише:

— Вы сами знаете, какая я.

Директор немного сбавил газ и, держа руль левой рукой, правую все подвигал, пока она не коснулась