Книга Обычные люди - Евгения Овчинникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Мирой тоже разделись и повесили одежду на крючки.
— Это кто такие? — настороженно спросил старик.
— Девочки это, наши девочки, — ответила бабушка, мягко отталкивая его от дверной арки.
Старик нехотя пропустил ее, потом нас. Мы вошли в комнату, служившую, по всей видимости, гостиной. Запах лекарств. Большой телевизор. Старая мебель. Круглый стол со стопками газет в центре комнаты. В высоких окнах мелькали ноги прохожих. У батареи под окном стояли два куба, накрытых тканью. Когда мы подошли ближе, оказалось, что они накрыты скатертями: одна была белой с вышивкой, вторая — бежевой с рисунком из листьев. На батарее спала кошка. Она приоткрыла глаза и потянулась.
Бабушка ушла на кухню, там зашумел кран. Мы с Ми рой, оцепенев, стояли над кубами.
— Вы заберете их? — спросил старик, подойдя к нам. Он больше не казался воинственным. Просто старый, больной и уставший человек. — Он сказал, что к ней придут и помогут, но никто не пришел. Вы заберете их?
— Заберем, — ответила Мира.
— Что он сказал тебе? — спросила я.
— Что у них получилось, но оказалось, что такие дети вызревают очень долго. Слишком долго: несколько лет. Он не хотел отдавать их первым инвесторам, боялся за детей. Но потом, когда решил ехать в Италию, у него не поднялась рука отключить резервуары. Он перевез их сюда и поручил старушке и тому человеку, Андрею Анатольевичу, позаботиться об эмбрионах, а потом, когда они созреют, — пристроить их.
— Он не знал, что Хранитель попал в больницу и поэтому не нашел все сообщения, где было написано, у кого резервуары…
Мира кивнула:
— Не такой уж он и плохой.
Старушка вернулась из кухни, подошла к столу и ощупала его. Ее руки наткнулись на стопки газет, портативный тонометр и очки.
— Коля, ну ты даешь! Просила же освободить!
— Сейчас-сейчас, — засуетился ее муж, собирая вещи со стола. Только сейчас я заметила, что на диване разложены пеленки, одеяла, полотенца. Тут же лежали стетоскоп и несколько медицинских приспособлений, назначения которых я не знала.
— Все, чисто, — сказал старик, когда закончил.
Бабушка перешла к дивану и начала ощупывать вещи. Делала она это неторопливо, но со сноровкой — должно быть, ослепла уже давно.
— Акушеркой она, — подал голос старик, — акушеркой всю жизнь работала в том институте.
Мира нервно сглотнула, не отводя глаз от кубов. Они издавали едва слышное жужжание, от них тянулись провода к розеткам у дивана.
Бабушка достала из стопки большую непромокаемую пеленку и постелила ее на стол. Потом положила туда салфетки и пузырек с зеленкой. Потом подошла и откинула скатерть с одного из кубов. В нем в полупрозрачной зеленоватой жидкости плавал ребенок. Пуповина тянулась из его живота наверх к крышке куба. На верхней панели было несколько кнопок и огоньков, все они светились зеленым. Ребенок повернулся, и мы с Мирой невольно отшатнулись.
— Ножницы забыла, — сказала акушерка мужу, не оборачиваясь. — На кухне в стерилизаторе.
— Несу, — ответил он и ушел на кухню. Сначала там зашумела вода, а потом раздался звон.
Акушерка тем временем нажала подряд на все кнопки на панели, и крышка с тихим шипением приподнялась. Мы подались вперед, глядя, как она осторожно открывает крышку и достает оттуда ребенка, мальчика, переворачивает и постукивает его по спине и как из его рта и носа выливается зеленоватая жидкость. Ребенок, казавшийся неживым, вздрогнул всем телом и закричал. Акушерка переложила его на стол и тщательно обтерла салфетками, не обращая внимания на крики, и мальчик успокоился, перестал кричать и осматривал все мутными сине-серыми глазами. Акушерка обрезала пуповину ближе к пупку и прицепила на нее что-то вроде небольшой прищепки. Потом нащупала пузырек с зеленкой.
— Руки чистые? На, открой и помажь пуповину. — Она протянула пузырек в сторону Миры, и та неуверенно взяла его и отвинтила крышку. — На диване вату возьми.
Мира смочила вату зеленкой и осторожно приложила ее к месту, где отрезали пуповину. Мальчик дернулся, но не расплакался. После этого акушерка ловко запеленала его и сунула конверт Мире.
Потом старушка откинула скатерть со второго куба. В нем была девочка. Она закричала сразу, как ее достали из куба, кричала и выкашливала жидкость, в которой провела столько лет. Акушерка так же аккуратно протерла ее, запеленала и передала ее мне.
— Все, деточки, идите.
— А как мы…
— Идите, идите. Мы все сделали. Теперь вы.
Я рассматривала обстановку комнаты, пустые резервуары, куски пуповины на столе. Следовало сделать фотографии, взять образцы пуповины и жидкости из кубов, но я просто смотрела и старалась запомнить все именно так, как есть: старичков, Миру и детей, кошку, которая так и не слезла с батареи, беспорядок на столе.
— Куда резервуары-то девать? — спросил жену старик, когда мы уже вышли в прихожую.
Пока они спорили о резервуарах, мы с Мирой оделись, неловко придерживая свертки и помогая друг другу.
— До свидания, — сказали мы хором.
Они оба улыбались как люди, закончившие тяжелую работу. Старик закрыл за нами дверь.
— Куда ты с ним? — спросила я, когда мы вышли на улицу.
— Домой. Отвезу домой, потом посмотрю, что с ним делать.
— Оставишь себе?
Мира посмотрела на младенца, и я поняла, что она приняла решение прямо сейчас.
— Да. Я видела, что бывает с детьми в приютах.
Я тоже вспомнила, как с криками «мама!» ко мне бежала толпа семилеток.
— А ты?
— Я тоже. Возьму в колледже перерыв на год.
— Расскажем им? — спросила Мира.
— Да. Расскажем, но позже. Знаешь, я подумала, что правильно наши родители сделали — растили нас как обычных людей.
Мы в очередной раз попрощались, и на этот раз я была уверена: мы скоро увидимся или созвонимся. Потом я набрала Ванин номер и, пока шли гудки, думала, не слишком ли это — просить его о помощи.
— Да? — удивленный голос.
— Мы договорились встретиться, — сказала я.
— Эм… я не думал, что в девять утра. Я собираюсь на пары.
— Слушай, мне нужна помощь. Это очень важно. И срочно. Мать же отдала тебе свою машину?
— Да. А что случилось?
— Мне нужно в Гатчину. Твои пары могут подождать?
— Ну, наверное, могут, если срочно. А ты где?
— У тебя под окном, — ответила я.
Через секунду штора в окне его комнаты отъехала в сторону, и его удивленное лицо возникло в темном зазоре.
— Что это ты держишь?
— Спускайся — расскажу.