Книга Снимать штаны и бегать - Александр Ивченко

Мы же замолчали на трое суток. Как следствие, по рейтингам первым сейчас идет Дрисвятов, за ним – Хохловцева, на третьем месте вы. Болдырев пока в самом низу, но подозрительно быстро начинает отыгрывать позиции.

Харитон Ильич уронил голову на руки и простонал:

– Катастрофа!

– Рано сдаваться! – с профессиональной бодростью взмахнул рукой Кирилл. – У любой медали есть две стороны. Надо только повнимательнее присмотреться!

– Да тут куда ни присмотрись, ядрен-батон! – крикнул Харитон Ильич, в котором понемногу созревало решение обвинить во всех своих неудачах неумелых политконсультантов. – Доигрались! Вон, трое на меня одного прут, ядрен-батон! И это все вы винова…

– Минутку! – оборвал его Кирилл, явно начиная нервничать.

– Я те дам «минутку»! – гаркнул Харитон Ильич. – Устроили тут московские штучки-дрючки!

– Харитон Ильич! – в голосе Голомёдова зазвучал металл. Похоже, досада Кирилла была не меньшей, и он отнюдь не собирался оставаться виноватым. – Я бы вас попросил!

– Что ты там еще недопросил?! – перешел на фальцет Зозуля. – Просильщик выискался! Попроси мне еще – я тебя быстро на ноль умножу!

Голомёдов вскочил и уперся кулаками в стол. В его глазах сверкнуло что-то похожее на жажду убийства. Но Харитон Ильич, не замечая этого, продолжал истерику:

– А денег-то – денег – какую прорву вбухали, ядрен-батон! Лучше б людям раздали, как Дрисвятов раздает, и то толку больше было бы! Как теперь его обскачешь?! Что теперь делать?! А?! Что делать, я спрашиваю?!

– Снимать штаны и бегать… – раздалось вдруг из угла, где сидел Раздайбедин. Его тихий голос сильный контрастировал с резкими нотами, рожденными под острым кадыком Харитона Ильича. От неожиданности конфликтующие стороны застыли с открытыми ртами и как по команде повернулись к Василию. За три дня, проведенные в больнице, Раздайбедин по самые очки зарос густой чуть рыжеватой щетиной и на неподготовленного зрителя мог произвести пугающее впечатление. Но Зозуля и Голомёдов даже через эту поросль разглядели на физиономии Василия беспечное и благодушное выражение…

Наконец, Кирилл разжал кулаки и, снова усаживаясь в кресло, напряжено спросил:

– В смысле?

– Русский человек может решить любую проблему, если не будет задаваться вопросом «А зачем?». У нас слишком много вопросов! «Кто виноват?», «Что делать?» Мыслители Герцен и Чернышевский про это даже по толстой книжке написали. А зачем? Кто виноват, и так понятно. В нашем случае – кто проиграет, того виноватым и назначат. Ну, а что делать – это тоже не загадка. Снимать штаны и бегать! Честное слово, я убежден, что если бы Герцен или Чернышевский позволили себе побегать часок-другой без штанов, то они наверняка избавились от своих регулярных философских запоров и гораздо проще взглянули бы на жизнь.

– Но ты же не собираешься всерьез снимать штаны и носиться по улице? – раздраженно спросил Кирилл.

– Вообще, я уже неоднократно обдумывал такую перспективу и даже имел на этой почве привод в милицию, – важно произнес Василий. – Но применимо к нашей ситуации – нужно расслабиться и немного повалять дурака. Стянуть штаны с конкурентов. Пусть побегают.

– Например?

– Например, пусть кандидат, который агитирует народ «за достойную жизнь дрисвятов», объяснит людям, кто такие эти дрисвяты, и чем заслужили достойную жизнь. А мы ему поможем, не проблема… – пояснил Василий и хитро усмехнулся.

– А Болдырев?! Это ведь не хухры-мухры, а губернатора человек! – хмуро спросил Харитон Ильич.

– Они, конечно, думают: сел Болдырев на слона и поехал… – лукаво приподнял брови Василий.

– Слона? – недовольно спросил Зозуля. Кирилл сухо пояснил:

– Слон в нашем деле – это через чур авторитетный товарищ, на поручительстве которого кандидат повышает свой рейтинг.

– Конечно, губернатор – фигура крупная, – продолжил Василий воодушевленно. – Но по факту ведь в городе и области он человек пока еще новый. Ничего, кроме надежд, с ним не связывают. Если правильно повернуть ситуацию, то и его, и кандидата Болдырева можно выставить чужаками или даже захватчиками на Славинской земле…

– Вы это… поосторожнее с губернатором! – боязливо поджался Харитон Ильич. – На этом уровне, ядрен-батон, без штанов не бегают…

Василий удивленно развел руками.

– А мы-то здесь причем? Люди говорят… Тем более, в Славине есть еще один специально обученный кандидат по фамилии Болдырев, который очень обижен на своего «двойника». Вот пусть эти два Болдырева поспорят в телеэфире, кто из них настоящий. И даже устроят драку. Кстати, ставлю на дядю Пёдыра сто к одному. Губернаторский Болдырев увязнет в этих дрязгах и, будьте покойны, чистеньким из споров о том, какой Болдырев более настоящий, он уже не выйдет. Дядя Пёдыр его похоронит в тени своей харизмы.

– А Октябрину Александровну как со счетов спишешь? – надул губы Зозуля.

– Про почетную оппозиционерку Хохловцеву я могу вам сказать одно. Вся ее бурная деятельность, не что иное, как крик души: «Харитон Ильич! Возьмите меня!»

Зозуля покраснел, по-тараканьи шевельнул усами и метнул на Василия смущенный взгляд. Тот пояснил:

– Выигрывать выборы она не собирается, это было ясно с самого начала. Следовательно, сейчас ей нужно решить, под кого сливаться. Она ждет ваших предложений, Харитон Ильич, она хочет ваших денег. А митингами просто набивает себе цену. Кстати, тот факт, что ее выбор пал на вас – лишнее доказательство вашего превосходства перед другими кандидатами – фаворитом гонки она посчитала именно вас.

Кроме того, и наши собственные шансы не так уж плохи. Ведь мы все это время вели лишь подготовительную работу и еще не разыграли наш самый главный козырь – генерала Бубнеева. Торжественное перезахоронение, установка памятника, речи, венки, поголовный патриотизм и небывалый взлет гражданского самосознания – все это захлестнет город дня на три. У всех перед глазами будет пример конкретных дел, а не пустых обещаний. А там, гладишь, и выборы… Попробуй-ка переплюнь такую монументальную агитацию!

На осунувшемся лице Харитона Ильича стали проступать бледные румянцы. Под обвисшими усами начала зарождаться скромная улыбка. Но в этот момент хлопнула входная дверь, и в кабинет ввалился скульптор Сквочковский. Вид его был поистине ужасен: шейный бант съехал к правому уху, растрепанная шевелюра выглядела так, будто скульптор самым недвусмысленным образом рвал на голове волосы, а глаза были безжизненными и пустыми, как свежевырытая могила.

Скульптор замер в дверях на несколько секунд, а потом начал проседать вниз, как подтаявшая снежная баба. Упав, в конце концов, на колени, он раззявил рот и издал звук, похожий на первый крик новорожденного, но только басом. И тут же, словно желая усилить произведенное впечатление, жалобно подвыл.

– Андриан Эрастович, что с вами? – всплеснул руками Харитон Ильич, Голомёдов приподнялся, а Раздайбедин помрачнел и повернул голову к окну. В голубом небе лениво кружили четыре галки – будто вели неспешное воздушное патрулирование над административными зданиями.