Чего бы он ни пожелает, уступи:Покорность мостит дорогу любви.
В конце концов упрямец покорится (там же, 53):
Тогда сорвать поцелуй ты сумеешь —Упрямец будет бороться, потом же сладко ответит на них.Сперва ты получишь их силой, дальше сам их даритьтебе будет,И, наконец, повиснет на шее твоей.
Но мальчики уже научились тому, что за все их милости можно и нужно брать плату (там же, 57):
Увы, хитроумное поколение!С самых младых лет уж просят дары.
Было лучше, когда они восхищались поэзией (там же, 61):
Любите поэтов, мальчики, любите муз,Цените строки сильнее, чем золотые дары.Песни окрасили пурпуром волосы Низа,Песни покрыли глянцем Пелопса костяное плечо.Тот, кто живет в песнях, будет жить вечно,Пока на земле дубы растут, пока звезды горят в небесах.
Стихотворение заканчивается ссылкой на самого Тибулла (там же, 81):
Любовь к Марату съедает меня без остатка,Тщетны искусства и песни тщетны мои.Я для него лишь посмешище! Мальчик, пощады —А не то мой совет станет лишь словом пустым.
Элегия i, 8 также частично обращена к Марату, который страдает от безответной любви к Фолое, а частично к самой этой Фолое. Тибулл описывает преимущества любви юного Марата по сравнению с любовью старика. В поэме выражается и удовлетворение Тибулла: Марат отверг его, а теперь сам мучается от коварства любовницы.
Создается впечатление, что вся история с Маратом не соответствует натуре поэта, выраженной в других его сочинениях. Исследователи с поразительной готовностью делают вывод, что аналогичные стихотворения других авторов (например, Горация) представляют собой безобидные jeux d'esprit[81], а не подлинные откровения поэтической души. Но насколько нам известно, никто никогда не утверждал, что элегии, обращенные к Марату, – не более чем игривые упражнения на тему, имеющую много параллелей в греческой литературе. Мне же они представляются изящными безделушками, не имеющими реальной жизненной основы. Конечно, невозможно доказать это утверждение, поэтому оставляем окончательный вывод на усмотрение читателя.
В третьей книге[82] собрания стихотворений, приписываемых Тибуллу, присутствует несколько произведений, единство темы которых доказывает, что они написаны одним автором. Все они повествуют о любви женщины по имени Сульпиция к некоему Церинту. Обычно считается, что некоторые из этих очаровательных стихов сочинены реальной римской девушкой Сульпицией – возможно, дочерью Сервия Сульпиция Руфа, друга Горация, а дополнительные стихотворения написаны другим поэтом (возможно, хотя и не наверняка, Тибуллом). Процитируем несколько стихотворений из обеих групп.
Девушка с крайней неохотой отмечает свой день рождения с друзьями за городом. Она пишет (iv, 8):
Близится день ненавистный рожденья, его без ЦеринтаВ скучной деревне одной в грусти придется провесть.Что отраднее города? Кстати ли деве деревняИ в Арретинских полях речки холодной поток?Ты уж, Мессалла, уймись, обо мне ты безмерно хлопочешь,И перестань толковать про своевременный путь.Хоть увезешь меня, здесь я душу и чувства оставлю,Если уж ты не даешь жить, как желала бы я.
Но к счастью, поездка не состоялась. Сульпиция отмечает день рождения в Риме вместе с возлюбленным и пишет (iv, 9):
Знаешь ли, грустный наш путь с души у девы свалился?
В Риме возможно провесть день мне рождения твой[83],Пусть мы все этот день проведем с таким же весельем,Как нежданно к тебе волей судьбы он пришел.Во время болезни она пишет возлюбленному (iv, 11):Есть ли к деве своей, Церинт, в тебе состраданье,Что расслабляющий жар тело мне нынче томит?Ах! Не иначе бы я победить все недуги желала,Как при мысли, что ты хочешь того же и сам.А какая ж мне польза болезнь победить, если можешьТы со спокойной душой вынесть страданья мои?
В элегии iv, 12 она решается на открытое признание в очень изысканной форме:
Хоть бы не быть мне, мой свет, столь страстно тебевожделенной,Как за несколько дней я, мне казалось, была,Ежели я не скажу, что не делала в юности целойГлупости, в коей бы я каялась более той,Что я вчера одного тебя оставила ночью,Из желания скрыть только мой собственный жар.
Следующее стихотворение в очень смелых словах воспевает совершившееся наконец воссоединение влюбленных; но неизвестно, написала ли его сама Сульпиция или Тибулл. Оно гласит (iv, 7):
Вот и явилась любовь, которую меньше бы славноБыло скрывать, чем ее перед другим обнажать.Внявши моленьям моих Камен, его ЦитереяПривлекла и ко мне здесь положила на грудь.Все обещанье Венера исполнила; пусть мою радостьТот передаст, кто своей, как говорят, не имел.Я ничего посылать не хочу в запечатанных письмах,Я б не хотела, чтоб кто раньше его их прочел.Мне же приятен мой грех, противно носить мне личинуИз-за молвы; знай она, стою достойного я.
С другой стороны, следующее именинное стихотворение, безусловно, принадлежит перу Тибулла (iv, 6):
В день рожденья прими, Юнона, ты ладана ворох,Что изящной тебе дева приносит рукой,Ныне оделась она для тебя, для тебя причесалась,Чтобы приглядней стоять ей пред твоим алтарем.Хоть, богиня, в тебе она ищет причину наряда;Есть, однако, кому нравиться хочет тайком.Ты же, святая, устрой, чтоб любви их никто не расстроил,А обоюдную цепь юноше тоже сготовь.Так ты сведешь хорошо; никакой он лучше не можетДеве служить, да и ей лучшего мужа не знать.Дай, чтоб недремлющий страж не мог влюбленных застигнуть,Пусть для обмана путей тысячи кажет Амур.Дай согласье, кивнув, и явись в пурпурной одежде;Трижды дадим тебе яств, трижды, богиня, вина.Матери дочь подсказать старается то, о чем молит;Та ж про себя о другом молится, вся уж твоя.Ибо пылает она, как пышущий камень алтарный,И не желала б, хоть будь можно, здоровою стать.
Как бы в противовес этому стихотворению, поэт приписывает Сульпиции следующие слова (iv, 5):
