Книга Люди, живущие по соседству. Часовщик из Эвертона - Жорж Сименон

Он и это понял. Полиция еще не вернула Дейву его грузовичок. Мьюсак хотел довезти Гэллоуэя до аэропорта «Да Гуардиа». Дейв не возражал, и они зашагали по безлюдной Мейн-стрит. Свет горел только в таверне «Олд Барн», в которой двое журналистов коротали время.

Свернув в проулок, они почувствовали, как приятно пахла трава после дождя.

— Я выведу машину, — сказал Мьюсак, направляясь к своему гаражу.

Вероятно, Бен тоже расслабился. Только бы ему дали поспать! Он всегда нуждался в хорошем сне. По утрам, когда отец будил его, он долго не мог стряхнуть с себя остатки сна. Иногда даже он, идя босой и в пижаме в ванную, натыкался на косяк, поскольку его глаза еще оставались закрытыми.

В этот час он всегда был недоволен. И только после умывания, но главное, после завтрака к нему возвращалось его обычное настроение.

Гэллоуэй впервые сел в машину Мьюсака. Он сразу же почувствовал тот же запах, что и в доме столяра.

— Мы доедем до аэропорта часа за два. Еще полчаса, чтобы вы успели собраться и немного поесть. То есть вы можете поспать около трех часов.

Гэллоуэй хотел возразить, но у него смыкались веки, а голова сама клонилась на грудь. Еще немного, и он заснул бы в машине.

Он спрашивал себя, собирался ли Мьюсак лечь на кровать Бена. Это шокировало бы его. Но в квартире Мьюсак, не раздеваясь, устроился на софе, чтобы провести там остаток ночи.

Дейв разделся. Ему было немного стыдно, что он вышел к Мьюсаку в пижаме.

— Разбудите меня через три часа с четвертью, не позже. Хорошо?

— Скажем, через три с половиной часа, — ответил Мьюсак, заводя на всякий случай будильник. — Идите спать.

Через пару минут Дейв погрузился в сон, но он мог бы поклясться, что все время ощущал присутствие друга, который взял книгу и курил, попивая ржаной виски. Он также ни на минуту не забывал, что должен сесть в «Ла Гуардии» на самолет, вылетавший в шесть часов семнадцать минут, и что билет был забронирован на имя Мьюсака. Два-три раза он переворачивался, чтобы еще глубже зарыться в матрас. Когда он почувствовал, как к его плечу прикоснулись, он мгновенно сел. Он не слышал, как звонил будильник. В квартире пахло свежим кофе.

— Идите умойтесь.

Гэллоуэй вставал так рано, только когда Бен болел, в частности, когда у него была ангина в тяжелой форме и он должен был принимать лекарство каждые два часа. В какой-то момент, далеко за полночь, Бен со страхом посмотрел на отца и воскликнул:

— Что тебе надо?

— Бен, пора принимать лекарство.

Слышал ли он? Понимал ли он? Сдвинув брови, нахмурив лоб, он смотрел на отца так, словно видел его впервые. И его взгляд был суровым.

— Неужели ты не можешь оставить меня в покое? — спросил Бен тягучим из-за высокой температуры голосом.

Дейву показалось, что в голосе сына он уловил враждебные нотки. Бен взял лекарство, запил его водой и снова уснул. Утром, когда отец заговорил с ним об этом инциденте, он, казалось, ничего не помнил. Тем не менее Гэллоуэй никогда не был до конца уверен, что в тот момент его сын не владел собой. Но он старался об этом не думать. Нечто подобное случалось в их жизни три-четыре раза, но он предпочитал обо всем забыть.

Гэллоуэй проявлял повышенное внимание к малейшим реакциям Бена. Все дети, равно как взрослые, порой впадают в плохое настроение, можно даже сказать, у них бывают приступы внезапной озлобленности.

В ванную комнату доносился запах бекона. Так пахло в квартире каждое утро. Гэллоуэй тщательно побрился, надел лучший костюм, словно это имело значение. Бен любил, когда отец был хорошо одет. В начале их жизни в Эвертоне, когда Дейв, приступая к работе, надел темносерый халат вместо халата из сурового полотна, которые он стал носить позднее, его сын сказал:

— Ты выглядишь как старый больной человек.

Возможно, именно эти слова он воспринял наиболее остро. Он никак не мог смириться с тем, что казался сыну старым. В присутствии Бена он был менее любезным с клиентами из страха показаться ему раболепным.

— Немного отдохнули?

— Я причиняю вам беспокойство, — заметил Гэллоуэй, глядя на накрытый стол, на яйца на большом блюде, на тосты в тостере.

Он знал, что все это доставляло Мьюсаку удовольствие, как для него самого было удовольствием делать все то, что он делал, ради сына.

Вокруг них во всей деревне царила абсолютная тишина. Когда машина тронулась с места, им стало почти стыдно за поднятый шум.

— Вы бывали когда-нибудь в Индианаполисе? — спросил Мьюсак, когда они выехали на автостраду.

— Никогда.

— А я бывал.

Больше он ничего не сказал, давая своему спутнику возможность подремать. Во рту он держал потухшую трубку, в которую машинально дул, и она издавала привычный свист. В аэропорту им пришлось подождать около получаса. В киосках лежали газеты с крупными заголовками: «Шестнадцатилетний убийца».

Было воскресенье, и газеты еще не успели сообщить о событиях, происшедших накануне вечером. Гэллоуэй нахмурил брови, заметив фотографию, на которой с трудом узнал своего сына. Он не помнил этот снимок. На нем Бен казался более юным, в глазах застыло любопытство, а уголки губ были немного поджаты. Он подошел ближе и только тогда понял, что голова Бена была вырезана из группового снимка, сделанного в средней школе. Несомненно, ее передал журналистам один из приятелей Бена.

Была опубликована и фотография Лилианы, на которой она выглядела не старше двенадцати лет.

Подзаголовок гласил:

Охота на человека, продолжавшаяся 24 часа, закончилась стрельбой на одной из ферм Индианы.

Гэллоуэй купил три разные газеты. Мьюсак с недовольным видом смотрел на него, но ничего не говорил. На одной из страниц в середине Дейв нашел свои фотографии. На первой он стоял перед кроватью Бена, которая попала в кадр лишь частично, а на второй делал вид, что чинит часы.

Все было серым и печальным. На скамейках спали люди. Те, у кого были открыты глаза, угрюмо смотрели перед собой. Какая-то парочка целовалась. Одна женщина плакала, цепляясь за своего спутника, словно они расставались навсегда.

Объявили его рейс. Он направился к терминалу, указанному голосом из громкоговорителя. Казалось, на него никто не обращал внимания. Служащий аэропорта называл фамилии пассажиров.

— Мьюсак, — пробормотал он.

Гэллоуэй пожал Мьюсаку руку и просто сказал:

— Спасибо. Теперь все будет хорошо.

Он был в этом уверен. Он принялся читать газеты лишь тогда, когда отстегнул ремни безопасности, сосредоточив свое внимание на последних абзацах, в которых говорилось о событиях, происшедших на ферме.

«В то время как полиция Иллинойса поджидала беглецов на всех перекрестках, они пустились в объезд и вновь въехали в Индиану. Были ли силы Бена Гэллоуэя на исходе, поскольку он провел за рулем 23 часа, или же он не осмелился заправить машину? Так или иначе, чуть позже машина остановилась перед одиноко стоящим домом, милях в двадцати от границы.