Книга По следам "Турецкого гамбита", или Русская "полупобеда" 1878 года - Игорь Козлов

Если, согласно честертоновскому принципу, проблему нельзя решить, значит ее надо пережить. Вот великие державы и «переживали» Восточный вопрос, выжидая благоприятные возможности поживиться. И конечно же, все с разной степенью искренности не скупились на миролюбивые и бескорыстные заявления, одновременно зорко приглядывая за другими заинтересованными «оркестрантами», дабы те не ухватили или не сотворили что-нибудь, уж очень индивидуально выгодное. Ежели кто-то и высовывался, как Россия в 1853 г., то тому давали по носу.

Так что статус-кво на балканских и ближневосточных территориях Оттоманской империи и был тем самым вынужденным компромиссным алгоритмом решения-нерешения Восточного вопроса, который старались (или делали вид, что стараются) поддержать правительства «концерта» великих европейских государств.

«Сосредотачиваясь» после крымской пощечины, Россия не оставила надежд протиснуться к дирижерскому пульту европейского «оркестра». Ее дипломатия всякий раз убеждала Европу, да и собственную страну, в том, что сохранение слабеющей Турции, держащей в своих руках ключи от черноморских проливов, — это как раз то, что отвечает и европейским, и российским интересам в этом регионе.

На первый взгляд, Англия и Австро-Венгрия тоже не возражали против поддержания этого «немощного привратника». Однако более всего в Лондоне и Вене опасались, что именно гигантская Российская империя в одиночку заглотнет проливы и создаст ряд новых славянских государств-сателлитов из осколков некогда Блистательной Порты. Опасения же британских политиков простирались еще дальше. Многие из них рассматривали контроль России над проливами как первый шаг для утверждения ее влияния на Ближнем Востоке, что в свою очередь расценивалось как прямая угроза британскому владычеству в Индии.

Но поддержание статус-кво было реально лишь в перерывах между очередными кризисами во владениях дряхлеющей Порты, и к началу последней четверти XIX в. это в очередной раз стало очевидно.

Россия начинает и…

Казалось бы, самым непосредственным образом разгоравшийся балканский пожар задевал интересы соседа — австро-венгерской монархии. Будучи потесненной Наполеоном III в Италии, а Бисмарком в германских делах, эта монархия усиливала свою активность на балканском направлении. Многие влиятельные лица при венском дворе желали компенсировать былые поражения территориальными приобретениями именно на Балканах. Последовательным сторонником такой позиции выступал сам император Франц-Иосиф. В рамках этого курса в конце 1874 г. империя Габсбургов заключила торговые соглашения с Сербией и Румынией. Что же касается Боснии и Герцеговины, то виды на эти османские провинции у дуалистической монархии были самые серьезные.

Еще до начала восстания в январе 1875 г. на коронном совете в Вене большинство государственных деятелей империи высказались за их аннексию. На этой волне весной 1875 г. было организовано путешествие Франца-Иосифа в Далмацию. Посланцы из Герцеговины приветствовали его как защитника христиан от мусульманского ига, а император не скупился на слова поддержки. Даже если организаторы этой поездки и не ставили перед собой провокационных целей, то именно их они и добились. Далматинский вояж императора был воспринят в Герцеговине как прямой знак поддержки.

В начале 1875 г. замыслы сторонников аннексии поддержал и президент имперского правительства, министр иностранных дел и министр двора граф Дьюла Андраши. Однако сделал это с оговорками. Он, как и многие представители венгерской аристократии, опасался усиления славянского элемента в монархии Габсбургов. «Мадьярская ладья переполнена богатством, — заметил как-то Андраши, — всякий новый груз, будь то золото, будь то грязь, может ее только опрокинуть»[431].

Вместе с этим Андраши прекрасно понимал, что прямая аннексия будет воспринята европейскими кабинетами не иначе как инициатива в дележе турецких владений. А подобные инициативы в Восточном вопросе чаще всего выходили боком их вдохновителям, что наглядно продемонстрировала Россия в 1852–1856 гг. Инициатор в глазах Европы оказывался «нарушителем конвенции» — статус-кво на Балканах, — и от него могли потребовать серьезных компенсаций. А на что в данном случае стали бы претендовать великие державы, прежде всего Германия, Англия и Россия? Особенно Россия?! Вот здесь впору было ожидать самых неприятных сюрпризов. Поэтому Андраши предпочитал реализовывать на Балканах курс постепенной, прежде всего экономической экспансии без крутых односторонних действий, резко нарушающих баланс интересов великих держав в этом регионе. И вот здесь, нате вам, — Балканы загораются у самых южных границ империи Габсбургов.

В создавшейся ситуации Андраши более всего желал только одного — скорейшего прекращения восстания[432]. В противном случае его курс попадал в зону риска и опасной непредсказуемости. Разраставшееся восстание могло усилить крайне нежелательные для империи панславистские тенденции; резко укрепить позиции Сербии и Черногории; привести к вмешательству других великих держав, прежде всего России, к возрастанию ее роли в судьбе славян и, что представлялось самым опасным, — к появлению крупного славянского государства, способного быть центром притяжения родственных народов и потенциальным союзником Российской империи. В самом начале восстания Андраши заявил представителям Порты, что рассматривает происходящие волнения как исключительно внутритурецкое дело и совершенно не намерен в него вмешиваться. Однако удержаться на этой позиции ему не удалось.

События на Балканах оказались в поле внимания Петербурга. Именно российская дипломатия сделала первый шаг к открытию дискуссии в клубе великих держав на тему: «Что делать в условиях нового кризиса на Балканах?»

Первые известия о масштабных столкновениях в Боснии и Герцеговине были получены в Санкт-Петербурге в середине июня 1875 г. Глава Министерства иностранных дел государственный канцлер князь А. М. Горчаков находился в то время на отдыхе в швейцарском Веве, и министерством временно руководил его управляющий барон А. Г. Жомини. Именно по его предложению в Вене был образован «центр соглашения» трех императорских дворов (австро-венгерского, российского и германского) «с целью изыскать средства ограничить и прекратить беспорядки или, по меньшей мере, не дать им разрастись настолько, чтобы они могли угрожать всеобщему миру»[433].