Книга По следам "Турецкого гамбита", или Русская "полупобеда" 1878 года - Игорь Козлов

Наиболее решительно с восстанием боролись местные турецкие власти. Боснийский генерал-губернатор[428] Дервиш-паша формировал карательные отряды башибузуков и всячески поощрял насильственные действия мусульман против христианского населения. В результате количество миролюбиво настроенных христиан стремительно таяло, а все большее их число спасалось бегством в соседние Черногорию и Далмацию или же пополняло ряды инсургентов.

Турецкое правительство действовало куда более осторожно. В июне 1875 г. требование повстанцев о присылке комиссаров было наконец удовлетворено. Прибывшие в Невесинье представители турецкого правительства не скупились на обещания, но неизменным предварительным условием всякий раз выставляли только одно — восставшие сначала должны сложить оружие и вернуться к мирной жизни.

Лидеры восставших не верили обещаниям турецких комиссаров и требовали более надежных гарантий. Они резонно полагали, что в случае разоружения на восставших обрушится месть местных турецких властей и мусульманских радикалов.

Так переговорщики ходили по кругу и всякий раз оставались при своих. Бессмысленность переговоров становилась очевидной, а масштабное вооруженное столкновение — неизбежным.

Первое сражение повстанцев с турецкими войсками произошло 28 июня (10 июля) 1875 г. Два батальона низама, двинутые в Невесинье, были с потерями отбиты и отступили. После этой неудачи турки не решились продолжать наступательные действия, так как располагали в Герцеговине незначительными регулярными армейскими силами. Они лишь ограничились занятием укрепленных пунктов и охраной важнейших коммуникаций, прежде всего гавани Клек.

Победа воодушевила повстанцев и их сторонников. Силы восставших стали быстро расти. В это время в числе вожаков восстания появился австрийский подданный, серб М. Любибратич. Под его руководством повстанцы усилились настолько, что в конце июля 1875 г. осадили крепость Требинье и ряд других укрепленных пунктов. А потом у восставших был свой Рубикон — они перешли реку Наретву. Пламя организованного восстания перекинулось и на Боснию.

Вечный Восточный вопрос

В столицах великих держав начинали все пристальнее вглядываться в происходящее на Балканах. Слишком чувствительные нити европейских интересов были намотаны на клубок балканских противоречий. Теперь же этот клубок загорелся, и в его огне очень многим политикам замерещилось зарево большого пожара. Речь шла о застарелом горючем материале Европы, ее настоящей напасти последних ста лет — «вечном “восточном вопросе”»[429]. Формулировался он довольно просто: что делать с этим давно «больным человеком», который улегся у берегов Босфора и Дарданелл, и как делить наследство в случае его смерти? Безнадежно больной и уже в процессе медленного разложения считали Османскую империю.

Время от времени кто-то не выдерживал и, исходя из собственных интересов и представлений, начинал давить на империю Османов. В 1853 г. такую попытку предпринял Николай I. Все началось с, казалось бы, безобидной защиты интересов православного духовенства в Палестине, а продолжилось довольно откровенными предложениями, которые в Вене и Лондоне расценили однозначно: российский император считает «больного» уже одной ногой в могиле и предлагает договариваться о дележе его наследства[430]. Выглядело это явной претензией на «окончательное» решение Восточного вопроса.

Однако претензия вылилась в череду нерешительных и плохо продуманных действий. Российский император получил совсем не то, на что рассчитывал. Вместо нейтралитета великих держав в русско-турецком конфликте, а в идеале — согласованного с ними дележа турецких территорий, он напоролся на вооруженное выступление европейской коалиции в защиту Оттоманской империи. Разразилась Восточная (Крымская) война.

За свои роковые просчеты Николай I заплатил сполна — своей преждевременной смертью. Его соратники во главе с новым императором Александром II позволили союзникам выиграть войну. В итоге России помяли южные бока и под пацифистской вывеской нейтрализации запретили иметь военный флот на Черном море. Так почти на двадцать лет Восточный вопрос, время от времени закипая, погрузился в тину обыденности европейской политики. А в России тем временем началась эпоха либеральных реформ.

Для всех заинтересованных сторон европейского, как тогда говорили, «концерта» великих держав Восточный вопрос все больше становился настоящей головной болью. Особенно в периоды его кризисного обострения было отчетливо видно, что этот вопрос не решается, к общей выгоде всех европейских держав. Слишком различны были интересы, а противоречия глубоки. А раз так…