Книга "Посмотрим, кто кого переупрямит...". Надежда Яковлевна Мандельштам в письмах, воспоминаниях, свидетельствах - Павел Нерлер

Она так и не закончила статью по глагольным управлениям в индоевропейских языках и лишь формально участвовала в VIII научной конференции пединститута в апреле 1964 года, на которой выступила с докладом “Управление германского глагола”[416]. В письме к С. М. Глускиной она с едкой иронией писала о предстоящем участии в общекафедральной секции: “Меня поставили делать какой-то доклад во вторник и напечатали об этом типографским способом. Отвертеться нельзя, и меня тошнит. Старость не терпит никаких докладов”[417].

К середине июня 1964 года все обязательства Н. Я. перед кафедрой были выполнены. С 16 июня она ушла в отпуск, а 9 августа уволилась из Псковского пединститута по собственному желанию[418]. Два последних Совета факультета прошли уже без ее участия. К 20-м числам ей надо было срочно быть в Москве для получения прописки, поэтому отъезд был скорым, а все дела, связанные с получением документов, она доверила С. М. Глускиной:

“Сонечка! Вот я и уезжаю. Боюсь написать уехала, потому что у меня нет билета – он только обещан.

К вам просьба:

а) Получить зарплату и переслать, когда я пришлю номер тарусской сберкнижки. Туда же отпускные и вторую половину.

б) Забрать в отделе кадров трудовую книжку и прочие документы и послать их в Тарусу.

Это, очевидно, к первому.

Обходной лист сдан.

Это просьба. Не забывайте меня и пишите. Вероятно, я буду зиму в Тарусе. Зимой приеду в Псков – погулять… Хорошо? Меня давит куча вещей. Мне кажется со всем этим не доехать”[419].

Из Пскова Н. Я. Мандельштам уезжала в приподнятом настроении, но не без обиды на институтское начальство. Ректор и декан дали отпуск на две недели меньше, чем хотела Н. Я. Мандельштам:

“Сонечка! Я страшно обрадовалась вашему голосу. Почему я волновалась? Неужели почувствовала, что директор сгрыз две недели? Это же срам чувствовать такие вещи! ‹…› А заметили, как я отомстила нашему ректору? – назвала его директором – рангом ниже… Скажите Петру Ивановичу, что я ничего… не повесилась и не обиделась…”[420]

Впрочем, всё это было уже позади. “Я бросила работу! В Москве меня прописали, но жить негде. Скоро мне будет 65, и я чувствую себя цветочком”, – писала Н. Я. Мандельштам филологу А. В. Македонову в августе 1964 года[421]. Если с преподавательской работой действительно было покончено, то с Псковскими друзьями Н. Я. Мандельштам продолжала периодически видеться как в Пскове, так и Москве[422].

Заключение…………………………………….

После первых перестроечных публикаций мемуаров Н. Я. Мандельштам и признания ее роли в сохранении поэтического наследия О. Э. Мандельштама в провинциальных городах, где работала и жила вдова выдающегося поэта, начали интересоваться ее судьбой.

В последнее время в Пскове вышли как минимум три газетные публикации, посвященные жизни Н. Я. Мандельштам в Пскове. В двух из них утверждалось, что именно в Псков к Н. Я. Мандельштам приезжал А. И. Солженицын, факт, который не находит подтверждения в письмах Н. Я. к С. М. Глускиной. Кроме того, скромная преподавательница, переехавшая в Псков, изображена как знаменитость, хотя широкая известность в узких кругах придет к ней только в 1970-е годы, уже после публикации воспоминаний в тамиздате[423].

Поэтому корректнее, на наш взгляд, говорить о том, что поездки в Псков ее знакомых или тех, кто желал познакомиться с ней, лишь предвосхитили последующую популярность московских визитов к вдове Осипа Мандельштама и писательнице, сумевшей сохранить память о поэте и его наследие, несмотря на долгие годы мытарств по провинциальным городам.

Лариса Вольперт

ВСТРЕЧИ В ПСКОВЕ

В 1963 году я прошла по конкурсу на место старшего преподавателя кафедры русской литературы филологического факультета Государственного Псковского педагогического института, где, кроме курса истории европейской литературы, мне предстояло читать на французском отделении курс истории французской литературы на французском языке. Я вела “челночную” жизнь, приезжала в Псков на полнедели из Тарту, где был мой дом.

И вот в конце октября 1963 года (помню, что наступили сильные холода) заведующий моей кафедрой Е. А. Маймин рассказал о своем знакомстве с недавно прошедшей в институт по конкурсу вдове О. Мандельштама: “Очень интересный человек…кандидат наук…будет читать на английском языке историю английской литературы”. Подобный курс в институте читался впервые…и мне подумалось, что обменяться опытом было бы не бесполезно.

Евгений Александрович как будто уловил мою мысль: “Кстати, она интересуется шахматами. Слыхала о вас, знает, что вы трехкратная чемпионка СССР, и попросила меня передать вам приглашение навестить ее. Она живет неподалеку в одном из институтских корпусов”. Признаться, перед встречей я чувствовала себя неуверенно – главным образом из-за того, что слабо знала поэзию Мандельштама. В ту эпоху это, увы, было нормой, но как раз у меня был шанс познакомиться и поглубже: в библиотеке отца, страстного поклонника поэзии Серебряного века, хранилось третье издание сборника “Камень” (1923). Однако необходимость глубже овладеть французской поэзией отнимала все силы и время, и я лишь слегка успела однажды этот сборничек перелистать. Так что я входила в двухэтажный деревянный домик с редким для меня чувством робости и неуверенности.