Книга Фатальное колесо - Виктор Сиголаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На ум пришел Брекоткин из «Уральских пельменей»: «Да почему… голова-то не квадратная у вас после этого-то? Я не понимаю!»
Я выдохнул. Потому что на время забыл, как дышать, переваривая этот чудо-вопрос. И не нашелся, как ответить, буркнув:
– С волосами… даже и проплешины не было.
Ирина улыбнулась:
– Это хорошо. А что носят в… две тысячи пятнадцатом?
– Слушай, Ириш. Мы еще об этом поговорим. И, подозреваю, не один раз. Если, конечно, меня в бункер не закроют на опыты. Хочу просто узнать – ты поняла теперь, почему не стоит распространяться о моем феномене?
– Конечно, – просто ответила Ирина, – тебе не поверят. И точно закроют в бункер.
– Ну-ну, продолжай!
– Наши тоже не поверят… пока.
– И?..
– И это будет между нами… пока не «созреет» Сергей Владимирович.
– Умница! Именно это я и хотел услышать. Просто ты «созрела» немного раньше. И я был уверен, что ты гарантированно мне поверишь. Настанет время – и шефа введу в курс дела.
Ирина неожиданно глянула на меня с жалостью.
– Старичок! А ведь тебе сейчас несладко приходится. Подумать только! Жить по-новому.
– Все нормально, старушка! Я даже бываю иногда рад тому, что вернулся в свое детство. Оно реально счастливое. Поверь, мне есть с чем сравнивать. Не хочу тебя расстраивать, но ты от меня еще много печального услышишь о нашем будущем. О событиях, о людях, о нравах. Потом как-нибудь.
– Уверен, что нам нужно это знать?
– Нет. Ни в чем я не уверен. Теперь – нет. После того, какую волну я поднял в конторе своими фокусами с яхтой. Знаешь, все эти вельможные интриги, подковерные игры и грязь за спиной оставляют стойкое ощущение, что…
Где-то я уже это все… когда-то видел!
Но… русские своих не бросают!
И снова мрак
Я хорошо выспался, отъелся и почти полностью восстановил утраченные силы. Желание доказать свою правоту, а еще больше – уберечь своих товарищей от несправедливой расправы – переполняло меня.
Я готов к бою. Возможно, я даже готов свернуть горы. Дело осталось за малым – найти их. Эти самые горы. Ну, это как раз просто. Как говорится, когда сидишь в яме – любая кочка покажется горой.
Первая задача – покинуть гостеприимную больницу.
Меня, как и раньше, не контролировали, но сегодня в здании медицинского флигеля довольно оживленно. Лежащая в соседней палате Галина Анатольевна, спасшая совсем недавно мне жизнь почти ценой своей, сегодня вышла из комы. Говорить, разумеется, не могла из-за последствий страшного удара в шею, и с ней теперь пытались установить разумный контакт любым другим известным человечеству способом.
Пользуясь суматохой, я благополучно вышел на свободу. Ну, если честно, не совсем благополучно – уже делая первый шаг на лестнице, я заметил, как Ирина, перебегавшая из палаты в палату, вдруг резко остановилась и пристально посмотрела мне вслед. Я умоляюще прижал руки к сердцу и придал лицу просительно-заискивающее выражение. Потом прижал палец к губам и, когда Ирина показала мне кулак, благодарно кивнул и рванул на выход.
Не до меня им сейчас.
На улице серьезно похолодало.
Природа убедительно напоминала о том, что на носу – второй осенний месяц. Мол, пора бы и забыть уже о купальном сезоне и солнечных ваннах. Хватит того, что летняя эйфория растянулась вплоть до конца сентября. Теперь осенняя промозглость стремительно добирала упущенное. Ночью прошел дождь, а ветер трудолюбиво и усердно работал над прореживанием быстро желтеющей листвы.
Я поежился. Впору было уже утепляться. Одного спортивного костюма становится маловато. Курточка явно не помешает. А пока я просто сменил размеренную ходьбу на привычный для всей детворы бег вприпрыжку. И доскакал таким жизнерадостным макаром до… школы. Своей собственной школы номер четырнадцать. Гостеприимно встретившей меня в качестве лупоглазого первоклассника какой-то месяц назад.
Нет, я не соскучился по грифельным доскам, старинным партам и чернильным пятнам на пальцах. Никоим образом. Мне хотелось пообщаться с завучем, Ларисой Викторовной, которая по просьбе безопасности осуществляла прикрытие моего отсутствия на занятиях. И которая в свое время оперативно сообщила куда надо о странном школьнике. И сообщила – непосредственно капитану Гришко. Что это могло дать, я пока не понимал, но на безрыбье, как говорится… и завуч сойдет.
Я зашел в до боли знакомый вестибюль, пахнущий мастикой, и направился на второй этаж. Деликатно постучал в обитую дерматином дверь.
– Можно, Лариса Викторовна?
Небольшое, аскетично обставленное помещение с малюсеньким «предбанником». И с огромным портретом Маяковского над столом. Завуч что-то старательно пишет в журнале, положив левую руку на стол, как прилежная ученица.
– Караваев?
Тяжелые очки, поднятые на лоб, плавненько так и совершенно самостоятельно вернулись на переносицу. Как это она так делает?
– Здравствуйте, Лариса Викторовна. Зайти можно?
– Да. Заходи. Здравствуй, Витя, – ручка отложена, правая рука ровно легла на левую, и впрямь как у школьницы, – проходи, садись. Я тебя слушаю.
Я плюхнулся на стул, стоящий возле окна, поерзал, удобнее устраиваясь, и строго посмотрел на женщину.
– Нехорошо, Лариса Викторовна. Нехорошо.
Завуч молча смотрела на меня. Спокойно и выжидающе. Я же говорил – идеальный педагог. Выдержка железная. Но мне нужно было выяснить – работали с ней после гибели Гришко или еще не успели. Скорее всего – первое. Должны были успеть. Будем «танцевать» от этой версии.
– Как же так, Лариса Викторовна? Почему мне приходится вас выгораживать? Темнить, выкручиваться, обманывать своих товарищей…
В глазах женщины появляется легкая растерянность. И напряженная работа мысли.
– Но… Я не понимаю… Я ведь ответила на все вопросы. Рассказала все, что знала. В отчетах же все есть…
Значит, все-таки допрашивали уже. Как я и думал.
– Я знаю. Только получается так, что знаю я чуть-чуть больше, чем вы рассказали нашим сотрудникам. И мне теперь приходится пребывать в некотором двусмысленном положении. Что нам делать?
Неуверенности в глазах женщины прибавилось. Зрачки несколько раз метнулись по сторонам, сигнализируя о легкой панике. На щеках даже выступил еле заметный румянец. Ого! Что-то есть. Что-то интересное мы утаили от доблестных органов. Я как сапер на минном поле стал «опробовать щупом» обнаруженный сюрприз с другой стороны.
– Вероятно, вы скажете, что все это малозначительно. И к делу не имеет отношения. Только поймите меня правильно. Сейчас любая мелочь имеет значение. Такое значение, о котором мы, может быть, даже и не догадываемся…