Книга Английская портниха - Мэри Чэмберлен

– Вернешь. Я не обижусь. А мой человек, что ж, объясню ему, он поймет. Вот, – он протянул Аде «Вечерние новости», – вложи их между страницами. Нам не нужны лишние расспросы.

Ада распределила картонки и сунула вчетверо свернутую газету под мышку.

– А если все же кто-то проявит любопытство, – добавил Джино, – скажи, что их дал тебе морячок-янки.

Ада продала бы и двадцать пар как нечего делать.

– Поручиться не могу, – говорила Ада девушкам, записывая их размеры во время обеденного перерыва, – но постараюсь.

В субботу вечером она передала Джино деньги и заказ на двадцать пар чулок.

– Они без упаковок, но настоящие, – заверил Джино, выдавая ей новую партию.

Ада распределила чулки между газетными страницами, убедилась, что ее вознаграждение на месте.

– В следующую субботу там же, Ава. И жду нового заказа.

– Заказывать каждую неделю? Это вряд ли, – возразила Ада.

Девочки в чайной не слишком много зарабатывают. Капроновые чулки предназначаются на выход, мало кто носит их каждый день, разве что Скарлетт или Ада могут позволить себе такие траты.

– Я думал, у тебя хорошо получается, Ава. Ведь на этом легко разбогатеть.

Он сидел в кресле, обмотавшись полотенцем вокруг талии. Помолчав, встал, подошел к шкафу, достал чемодан, дорогой, кожаный, изрядно попутешествовавший, с хромированными защелками. Открыл и вынул пузырек с лаком для ногтей.

– Если сделаешь заказ, может, и тебе кое-что перепадет. – Он протянул ей пузырек.

– А если не сделаю?

– Ты умница, справишься.

Ада взяла пузырек – «Американская красота, устойчивый блеск».

Отдав положенное швейцару, Ада через рынок направилась домой. Странная штука деньги, как они ходят туда-сюда. Доля метрдотеля и швейцара, доля ее домовладелицы, доля Ады за то, что она сбагрила чулки, доля Джино, снабдившего ее товаром, и доля его поставщика. Но кто здесь в самом деле поработал? И что эти работяги получили за свой труд? Проклятые кровососы, сказал бы ее отец, чертов капитализм. Но уж какой есть, капитализм живет как умеет.

На этой неделе ей заказали одиннадцать пар чулок и попросили одежные карточки, если у «приятеля» ее парня завалялись лишние, либо хлебные карточки, если он сможет их достать.

– Что ж, поглядим, Ава, по обстоятельствам, – сказал Джино. – По обстоятельствам.

Они продолжали встречаться каждую неделю. Джино не походил на других мужчин, и Ада влюблялась в него все больше. Казалось, что и он в нее влюблен, хотя и строго придерживался делового подхода в их отношениях: вознаграждение в сумочку, вопросов не задавать, купля и продажа. «Комиссионные», так он это называл. Звучало веско. И у Ады возникало ощущение, что она уже участвует в его бизнесе.

«Дорчестер» и «Савой», «Смитс» и «Риц». Он был завсегдатаем почти тех же самых шикарных отелей, что и Станислас. И всегда при деньгах. Его дела, чем бы он там ни занимался, приносили хороший доход. Ада сгорала от любопытства, чем же он все-таки заправляет, но Джино всегда уходил от ответа.

– Не стоит забивать твою хорошенькую головку моими делами, – говорил он. – Это исключительно мужское дело.

Мартини, «Розовая леди», мятные коктейли. Он был привлекательным мужчиной, знал, как угодить женщине, хотя, догадывалась Ада, он не любил женщин, в отличие от Уильяма, например. Она привыкала к его телу, уже ею хорошо изученному, к близости с ним. Но он оставался для нее загадкой. Ей никак не удавалось понять, что он за человек, но, возможно, потому, что он был с континента. Иностранец. Только теперь, говорила себе Ада, она поведет себя умнее, она уже не та женщина, какой была до войны. Она раскусит Джино Мессину рано или поздно.

– Рядом с тобой я раздуваюсь от гордости, – сказал он. – Люди глазеют на нас, оборачиваются. Что есть у этого старпера, спрашивают они, чего нет у меня? И почему уродливым мужчинам достаются самые красивые женщины?

Вероятно, у него были и другие женщины, в неделе не одна ночь. Иногда на Аду накатывала ревность, заставала ее врасплох, как удар под дых. Мы можем заключить договор, Джино? Я встречаюсь только с тобой, если ты встречаешься только со мной. Она знала, что он женат. Как и все они. Джино говорил, что жена его не понимает.

– Я бы развелся, но она уперлась, сохраняет брак ради ребенка.

– Сколько у тебя детей, Джино?

– Один, – пожал он плечами. – Мальчик.

– Сколько ему лет?

– Шесть.

Ровесник Томми.

– Как его зовут?

– Джерардо, – ответил Джино, – но мы зовем его Джерри. Он родился, когда бомбы градом падали на Лондон. Мой приятель, я тебе о нем рассказывал, мой поставщик, посоветовал нам называть его Джерри, как гитлеровских засранцев[63].

С его акцентом, раскатистыми р-р-р и протяжными гласными это прозвучало смешно. (В целом он говорил на хорошем английском. Бог знает, где он его выучил.) Джино от души расхохотался.

Ада не рассказывала ему о Томми, сомневалась, стоит ли. Ему это могло не понравиться. Он думал, что она ничем не связана и живет так, как ей заблагорассудится. Независимость, говорил он. Вот что мне в тебе нравится, Ава. Честолюбие, конечно, тоже. Ты хочешь чего-то добиться в этом мире.

У заведующей был маленький племянник, и она утверждала, что мальчики куда ласковее многих девочек: как они виснут у тебя на шее, забираются на колени, чтобы сказать люблю тебя. Ада еще не забыла немецкий. Ich liebe dich[64]. Ей нельзя забы вать немецкий. Mütti. Она думала о Томасе каждый день. Все, что она делает, она делает для него.

– Я могу доставать тебе ткани, – предложил Джино. – Прямые поставки. От моего человека. Без посредников.

– Да ну? – Вот она его и раскусила. Скорее всего, дешевая тряпка с зачерненным фабричным штампом. – Лучше достань мне карточек.

На карточки она выменивала ткани у своего верного торгаша, настоящие ткани от лучших производителей. Возможно, она откроет мастерскую раньше, чем предполагала. Ада Воан, модистка. Займется тем, что она лучше всего умеет делать, тем, о чем мечтала много лет. Ее рыночный знакомец умел добывать хороший материал. Все устали от войны, от карточек и затягивания поясов, от суррогатных товаров и скопидомства. Ада будет шить одежду, которая поднимет людям настроение. Кружево и батист, жоржет и атлас, тюль и шерсть с пышным ворсом. Одежду, что свингует и пляшет, поет и смеется. Одежду, что превращает тело в живую скульптуру. Расстели эту легчайшую паутину и крои – слева по косой, справа по прямой. Не бойся, говаривал Исидор, ткань тебе не враг. Усадка и растяжка, отпарить и закрепить. Эта невидимая работа, вот что главное, только благодаря ей унылое тряпье становится божественным нарядом.