Книга Аппетит - Филип Казан

29

Рим, 1473 год

У меня вышел небольшой спор с Доннанцо, человеком, отвечающим за кардинальские винные погреба. Я чувствовал, что он обманывает нас, снабжая кухню дурным вином, но виночерпий настаивал, что вино, которое он нам выдает, превосходно.

– Да разве оно не дочиста выкипает? – бурчал он.

– Нет, не дочиста. Я…

– К вам пришли, мессер Нино, – сообщил мальчик-подавальщик, просовывая голову в дверь.

Хмурясь, я покинул нераскаявшегося Доннанцо и вернулся на кухню, где обнаружил у стола высокого, покрытого пылью человека, пьющего вино из кружки под косыми взглядами поваров.

– Привет, Нино!

– Боже правый! Арриго Корбинелли!

– И никто другой.

Я крепко обнял его и расцеловал в огрубевшие щеки.

– Ты выглядишь так, будто переползаешь из одной кучи дерьма в другую, – заметил я, стряхивая со своей одежды его пыль.

– Ползу по ним и в них живу, – отшутился Арриго.

Он будто бы стал еще выше, а его лицо утратило почти все следы юности. Щеки ввалились и густо заросли черной щетиной, а под пыльными черными волосами горели глаза, огромные и обведенные темными кругами. На нем был дублет из фламандского черного сукна, который наверняка стоил кому-то когда-то кучу денег, а сейчас разъезжался по швам, и набивка свисала с продранных плеч. Из-под дублета торчала ярко-зеленая рубаха, закрывая костлявую задницу, а вокруг шеи был намотан засаленный шарф из красного турецкого шелка. Облегающие штаны Арриго тоже когда-то были черными, но потом покрылись заплатами из всевозможных тканей, а кое-где и кожи. Однако сапоги его явственно говорили, что их владелец – человек серьезный, да и меч, с виду испанский, выглядел привычным к передрягам.

– Значит, ты и вправду стал солдатом, – изумленно сказал я.

– Стал.

– Мадонна… И бывал в боях?

– В небольших. – Арриго развел большой и указательный пальцы, как бы показывая зернышко риса. – Мелкие стычки на юге. Я нанялся к кондотьеру на жалованье у Ферранте Неаполитанского сражаться с французами: он пытался выпихнуть французских кузенов со своих земель. А потом турки с набегами на восточное побережье. Потом мой отряд перекупили, и мы пошли на север, чтобы присоединиться к армии Монтефельтро.

– Замечательно. А кто ты, копейщик или кто-то вроде?

– Копейщик? Я офицер!

– Да ладно! – Я оглядел его с головы до ног и обратно. – У тебя штаны с задницы сваливаются.

– Я офицер без жалованья, – устало хохотнул он. – Вот почему опять еду на юг. Солдатское дело лучше оплачивается в Неаполе. По крайней мере, такие слухи ходят. Король Ферранте всегда воюет. Там есть перспективы. Я просто остановился здесь на ночь и, честно говоря, даже не думал, что найду тебя.

– Тебя надо покормить, парень. Пойдем, присядешь.

Я отвел его в нишу, где устроил себе крошечный кабинет: сосновое бюро с ящиками и табурет писца. Усадив Арриго, я пробежался по кухне, громоздя на поднос всякую добрую сытную еду: колбасу собственного изготовления, сыры, фиги, холодного фазана, немного устриц, которые приберег себе на обед. Когда я плюхнул перед другом поднос, он налетел на него, как паук, заворачивающий в паутину жирного мотылька.

– Когда ты в последний раз ел? – спросил я, поражаясь тому, как жадно он глотает.

Я никогда не видел, чтобы Арриго проявлял хоть какой-нибудь интерес к еде, – и вот он, пожалуйста, высасывает устриц, словно маленькие сгустки амброзии.

– Во Флоренции, – ответил он между глотками. – Я пошел в «Поросенок» – куда ж еще! Там все так же. Твой дядя…

– Ты видел Терино?

– Жирный, как клещ, можешь не спрашивать. Мне пришлось просить поесть в долг, и он чуть в штаны не навалил от злости.

– А мой отец?

– Я забежал к нему, конечно. В лавку. Выглядит он хорошо.

Арриго отвернулся и занялся фазаньей ногой.

– Что еще? Давай, Арриго! Что он сказал?

– Нино, он думает, что ты мертв, – огрызнулся Арриго. – По правде говоря, он выглядит совсем не хорошо. Он не получал от тебя ни слова. Ну и что он должен думать? Ты что, письмо ему написать не мог?

– Это было трудно, – замялся я.

– Трудно? Твой отец выглядит так, будто у него на плечах висит двадцать лишних лет. Нино, все думают, что ты мертв. Но нет, вот он ты, гладкий, как кот… Ты что, одно чертово письмо написать не мог?

– Я думал… Я думал, будет лучше умереть. Учитывая тот позор, который я принес семье.

Я уселся на пятки и положил подбородок на стол, как собака. Я и чувствовал себя как собака. Все это время я вспоминал домашнюю еду, но забыл собственного отца. Но все-таки и мои слова были правдой: вряд ли он когда-нибудь простил бы меня за беду, которую я навлек, а если бы даже и простил, то мне все равно не хотелось его тревожить. О мертвых уже не тревожатся. Их оплакивают, но горе, приносимое ими, случается лишь однажды.

– Вот идиот! – Арриго зашелся хохотом, обдав меня инжирными семечками. – Ты герой во Флоренции! Ты Адонис, мой мальчик, для всех в квартале Черного Льва, кроме Барони, конечно. Но опять же любовь округа к тебе показывает, как все и каждый ненавидят Барони. Особенно Марко.

– Я беспокоился, что они могут что-нибудь сделать папе.

– Нет. Твой отец в полной безопасности. Как я понимаю, об этом позаботился сам Великолепный. Полагаю, расплатился за свою шуточку.

– Значит, я могу ехать домой!

– О нет! – Арриго мрачно покачал головой. – Совершенно точно нет. Если ты вернешься во Флоренцию, все ужасы, которые ты воображал, произойдут на самом деле. Пока Бартоло и Марко живы, в любом месте к северу от Витербо тебе грозит опасность. А они оба очень даже живы.

Он помолчал, облизал пальцы и выжидающе уставился на меня.

– Ты ничего не сказал про Тессину, – выдавил я.

– А ты этого хочешь?

– Нет! Да. Конечно же хочу!

Какой-то нервический порыв заставил меня вскочить на ноги, и, не успев остановить себя, я принялся ходить кругами по кухне. Голова моя кружилась, а ноги казались ходулями. Они унесли меня прямо на улицу и прошли половину пути до маленькой площади, пока я не подчинил их себе снова. Арриго ждал меня, расправляясь с последней колбаской. Сочувствие ко мне явно проигрывало в нем битву с жадностью. Но, увидев меня, мой друг встал и взял меня за плечо. Прочие повара смотрели на нас так, будто мы сошли с ума. Не обращая на них внимания, Арриго опять вывел меня наружу.

– У меня есть кое-что для тебя. – Он сунул руку в дублет и достал изрядно помятый продолговатый сверток пергамента. – Хотя я подумал, что могу везти это письмо трупу, но решил, по крайней мере, положить его на твою могилу, если ты умер в каком-нибудь приличном месте. И, учитывая, что меня чуть не убили, когда я вывозил его из Флоренции, ты можешь хотя бы сесть и это прочитать.