Книга Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага - Валерий Могильницкий

Я давно как бесценную книгу храню в своей библиотеке «Избранное» Н. Заболоцкого из «Поэтической библиотечки школьника» (для среднего и старшего возраста), выпущенное издательством «Детская литература» в 1970 году. Подарил мне его в Жезказгане журналист, поэт Марат Ратнер, ныне скончавшийся. И мне не стоило особого труда отыскать в книге стихотворение «Жена».

Привожу его полностью, чтобы читатели поняли, с каким уважением и любовью относился Заболоцкий к своей супруге Катюше.

Вот текст этого стихотворения:

Жена

Откинув со лба шевелюру,

Он хмуро сидит у окна.

В зеленую рюмку микстуру

Ему наливает жена.

Как робко, как пристально-нежно

Болезненный светится взгляд.

Как эти кудряшки потешно

На тощей головке висят!

С утра он все пишет да пишет,

В неведомый труд погружен.

Она еле ходит, чуть дышит,

Лишь только бы здравствовал он.

А скрипнет под ней половица,

Он брови взметнет, — и тотчас

Готова она провалиться.

От взгляда пронзительных глаз.

Так кто же ты, гений вселенной?

Подумай: ни Гёте, ни Дант

Не знали любви столь смиренной,

Столь трепетной веры в талант.

О чем ты скребешь на бумаге?

Зачем, ты так вечно сердит?

Что ищешь, копаясь во мраке

Своих неудач и обид?

Но коль ты хлопочешь на деле

О благе, о счастье людей,

Как мог ты не видеть доселе

Сокровище жизни своей?

Что касается «Слова о полку Игореве», то первый полный вариант его был завершен не в Караганде, а на станции Аккуль Целиноградской области. Как попал туда Николай Алексеевич? Александра Константиновна вспомнила один из вечеров, когда Заболоцкий неожиданно для всех попросил товарищей по работе остаться после трудового дня на своих местах.

— Если хотите, — смущенно сказал он, — я почитаю вам отрывки из своего стихотворного изложения «Слова о полку Игореве».

— Николай Алексеевич читал великолепно, так, что все мы слушали его «Слово…», затаив дыхание, — говорила Александра Константиновна. — Когда Заболоцкий ушел домой, поблагодарив нас за внимание, наш начальник Баранов восхищенно сказал: «Вот это поэт! — и спросил: — Место ли ему здесь, за чертежными столами? — и сам же ответил: — Он должен быть в Москве, рядом со своими коллегами-писателями».

Именно тогда Баранов предложил отправить Николая Алексеевича в Аккуль, в дом отдыха Карагандинской железной дороги, мол, там, в тиши, он быстрее завершит свою работу над «Словом…». А еще он предложил написать письмо от имени коллектива управления «Сараньстрой» тогдашнему председателю правления Союза писателей СССР Н.С. Тихонову о том, чтобы Заболоцкого использовали в Москве по его основной профессии — писателя, а «Слово о полку Игореве» опубликовали в одном из столичных изданий. Все сослуживцы Заболоцкого горячо поддержали это предложение.

В октябре 1945 года коллектив управления «Сараньстрой» направил официальное письмо в Москву Н. Тихонову с просьбой оказать поэту Заболоцкому всемерную поддержку и помощь. Этот документ сыграл важную поворотную роль в жизни поэта. Под самый Новый год, 31 декабря 1945 года, в управление Сараньского строительства поступила телефонограмма Тихонова о вызове Николая Алексеевича в Москву. Седьмого января 1946 года Заболоцкий тепло попрощался с сослуживцами перед отъездом в Москву, куда он был командирован управлением сроком на два месяца. Никто не догадывался тогда, что Николай Алексеевич больше не вернется в Караганду, а будет жить в поселке московских писателей Переделкино…

Осенью 1946 года в журнале «Октябрь» (№№ 10, 11) впервые был напечатан полный перевод Н. Заболоцкого «Слова о полку Игореве». Слава снова пришла к канувшему в забвение сталинских лагерей замечательному поэту, человеку больших страданий и мук, которые принес ему тогдашний «железный порядок».

Но полностью Николай Алексеевич был реабилитирован только в 1963 году по заявлению и настоянию верной подруги-жены Екатерины Васильевны, которую по праву можно сравнить с женами декабристов.

Я сейчас читаю в печати, сколько бракоразводных процессов происходит у нас в Караганде, в Казахстане, и мне становится не по себе. Мало, очень мало мы говорим о возвышенном чувстве верности, идеалах, семейной жизни. Многое, очень многое зависит от женщин. У меня, например, отношение к Екатерине Васильевне однозначное: она была до конца жизни верной женой Заболоцкого, любящей матерью, и строго берегла честь своего мужа и своей семьи. И в ссылку за мужем она выехала сразу, бросив тепло и уют своей квартиры в Ленинграде, навсегда распрощавшись с градом Петра Великого.

Екатерина Васильевна была добрейшим человеком с мягким характером, она любила литературу самозабвенно, слыла признанной мастерицей вязания кружев, обладала глубокими педагогическими знаниями.

Когда она овдовела, оставшись с двумя детьми, то могла бы сразу выйти замуж, ведь, кроме всего прочего, она была красивой женщиной.

Заболоцкий завещал ей хранить память о нем всего один год, а затем выйти замуж за порядочного человека, не обязательно поэта. Но Екатерина Васильевна этого не сделала, до конца своих дней жила одна, воспитывая своих детей с любовью и нежностью. До конца дней своих хранила память о Заболоцком, очень многое сделала для увековечивания его славы. И зря сегодня поэты не пишут о ней стихи, а композиторы не сочиняют о ней музыку. Она заслужила самых высоких восторженных слов о себе. Есть ли сейчас такие женщины? Верю, что есть!

Но я, кажется, немного отвлекся от своего строгого документального повествования. Жизнь Заболоцкого в Караганде была невыносимо тяжела. Ведь он, этапированный в ссылку на поселение в шахтерский город, не снятый с надзора, должен был ходить ежемесячно в МВД и отмечаться: что никуда не сбежал, что работает в «Сараньстрое» и о выезде в Москву не помышляет.

Как это унижало ранимое сердце поэта! Но что поделаешь — МВД есть МВД. И все же поэт тоже есть поэт, особенно если он настоящий. Несмотря на стрессовое состояние, Заболоцкий создает в Караганде такие шедевры поэзии, как стихотворения «Бетховен», «Гроза» и другие.

Думается, о внутреннем состоянии поэта хорошо говорит его стихотворение «Бетховен». Судите сами:

И яростным охвачен вдохновеньем,

В оркестрах гроз и трепете громов

Поднялся, ты по облачным ступеням

И прикоснулся к музыке миров.

Дубравой труб и озером мелодии

Ты превозмог нестройный ураган,

И крикнул ты в лицо самой природе,