Книга Люди Солнца - Том Шервуд

– Давид, – спросил я со своего тронного стула. – Ты те пистолеты, что спасли нас у Чагоса, не продал?

– Нет, – ответил он, странно помедлив. – Лежат в цейхгаузе.

– Девяносто два пистолета, – быстро говорил я. – А сколько сможем быстро собрать надёжных людей?

– Ах, если бы Стоун и команда были бы здесь! – воскликнул разволновавшийся до красноты Иннокентий.

– Томас, – вдруг тихо произнёс Давид. – Если только спасение Бэнсона возможно, то оно не в пистолетах. Оно в бумаге.

– Объясни, – потребовал я.

– Другого выхода просто нет, поверь старому еврею, – вздохнул Давид, плотно прижимая к столу расправленные ладони. – Нужно взять самое ценное, что у нас есть. Мне на ум приходит только твой чёрный жемчуг. И мчаться в Лондон, к королю Георгу. При дворе очень любят две вещи: морские истории и подарки. Ещё не знаю как, но я пробьюсь на аудиенцию к Георгу, и расскажу кучу пиратских небылиц, и поднесу ему жемчуг. Затем попрошу у него полного прощения для того, кто ему этот жемчуг послал: английского моряка Бэна Бэнсона. И только тогда, этим королевским указом о помиловании, если успеем примчаться в Плимут до казни, мы спасём Бэнсона.

– Прошу меня извинить, джентльмены, – вдруг подал голос Робин. – Но это вполне возможно. В казармы прибыл королевский прокурор, значит, хотя б пару дней, но будет расследование. Потом приготовления к казни. Церковные праздники, эшафот, согласование с магистратом, распределенье охраны – всё требует времени и даёт нам это самое время. Соберём ядро из самых надёжных людей. Будем мешать построению эшафота. Спаивать стражников. Похищать палача. Да при необходимости повесим самого королевского прокурора. Но до прибытия королевской бумаги казни мы не допустим.

– Кого возьмёшь с собой в Лондон? – быстро спросил я Давида.

– Хотя бы Робертсона, и довольно.

– Иннокентий! Оседлай им четырёх лошадей, самых выносливых, – приказал я. И, сморщив лоб, спросил у Давида: – Верхом выдержишь? Если ехать в карете – это дней шесть, а то и неделю…

– Выдержу, сколько надо, – заверил Давид. – Зад сотру до костей, но до Лондона домчимся в самое короткое время.

– Тай, – сказал я, вставая из-за стола. – Собирайся.

– А я? – удивлённо спросил Готлиб.

– Ты останешься здесь. Ни на шаг от Симонии чтобы не отходил. Приказ.

И пошёл, почти побежал наверх.

Вбежав в комнату, сказал ожидающей меня Эвелин:

– Мою дорожную одежду. Старые ботфорты. Пистолет. Крысу.

Сам, раскрыв наш монетный сундук, нахватал из него полные руки денег и жемчуга и побежал вниз.

Подойдя к столу, вывалил принесённое на его доски. Запрыгали и покатились чёрные жемчужины, и присутствующие стали их ловить.

– Томас, – сказал Ярослав. – Я тоже поеду. И со мной четверо самых надёжных.

– Хорошо, – кивнул я ему. – Собирайтесь.

Вот так нежданно и властно судьба заставила меня отдать последние распоряжения домашним и подбросила в походное, хорошо «объезженное» седло.

Один!! Робертсон отправлялся с Давидом, Носатый был необходим в «Шервуде» для поддержания хозяйственной жизни. В отношении Готлиба я дал себе слово, что не стану больше грузить его душу человеческой кровью и оставлю Симонии возлюбленного, мужа, отца её будущих детей. Да, дело было волчье и случай рисовался удачным, но я не решился делать из Дэйла волчонка, и поэтому и его в это дело не взял. И, к моему огромному удивлению, не поехал со мной и Тай.

– Я – тень, мастер, – строго выговорил он мне. – Защищаю дом, детей, женщин. Не ездит тень в другие места. Она привязана к дому.

И я, не до конца даже поверив и осмыслив, бросился в опасное дело один, – то есть без обычных своих помощников, – проверенных, близких. А были со мной чужие: Ярослав со своими четырьмя матросами и Робин, которому, очевидно, было вполне по силам проскакать без передышек от Плимута до Бристоля и обратно. Джек, не прошедший суровую школу Вайера, был настолько разбит бешеной гонкой, что без раздумий я оставил его отлёживаться и возвращать силы.

Семеро. Бессловесная и быстрая кавалькада метнулась сначала к цейхгаузу Давида. Здесь мы разобрали по седельным сумкам пистолеты и, выбравшись за пригород, понеслись к югу.

Какое счастье! Какое счастье, что я не выгадывал пару-тройку шиллингов, а покупал лошадей самых здоровых, самых выносливых, самых лучших! Семь всадников мчались, закаменев лицами, на нелёгкое дело, и ни разу, ни одной подковой ни одна лошадь не сбоила свою железную поступь.

«Бэнсон в беде!» Я брошу всё золото, надо будет – подниму и вооружу всех плимутских убийц, воров, нищих! Я буду резать глотки высокомерным, чванливым сэрам, посмевшим протянуть к жизни Бэнсона свои холёные пальцы. Я буду до затылков разрубать их сытые надменные рыла. А если король Георг пошлёт к ним на помощь войска, я вырежу до последнего солдата эти войска, так что их красные мундиры повторно окрасятся красным – их собственной кровью. И, если сам после этого уцелею, то приеду и спрошу и с Георга.

Только чтобы дать отдохнуть лошадям, мы останавливались в нужное время, но и тогда не делали привалов, а, спрыгнув с сёдел, шли неторопливо пешком – это и был отдых. Шли, потому что каждый шаг приближал нас к Плимуту. Бэнсон в беде! И, когда лошади достаточно остывали, мы снова поднимались в сёдла и продолжали этот дикий марш – молчаливый и яростный.

И вот наконец стали встречаться отдалённые пригородные фермы.

– Робин! – крикнул я, поравнявшись с бывшим бойцом Вайера. – Подгадай так, чтобы в Плимут прибыть ночью!

Он взглянул на меня с удивлением, – «иначе и быть не может», – и кивнул.

Действительно, можно было и не говорить. В Плимут въехали перед полуночью, так, что нас мало кто видел, и так, что времени отдохнуть оставалось изрядно.

Робин не доехал двух шагов до ворот, а створка как будто сама собой стремительно распахнулась. Один за другим семь силуэтов вонзились в чёрное пространство двора, и ворота стремительно и без стука закрылись. Какие-то фигуры передвигались в темноте, уверенно и бесшумно. Мы спешились, и у нас тут же взяли поводья. Свет свечи в глубине дома указал нам, где входной проём. Мы вошли в коридор, из него в комнату.

Плотно занавешенное окно. Четыре яркие лампы. Жарко горящий в камине огонь. Человек, стоящий у камина, вежливо поклонился. Мы поклонились в ответ, прошли. Сняли плащи, куртки, повесили на устало проскрипевшую вешалку. Человек поднял кувшин и, поливая над тазом, помог нам вымыть руки. Вошёл Робин, и с ним вошли ещё четверо. В комнате стало ощутимо тесно.

– К столу, пожалуйста, – сказал кто-то, и мы расселись вокруг совершенно закрытого блюдами стола.

– Лошадей покормим через полчаса, пусть остынут, – сказал Робин. – Еда им уже готова.

Один из людей подошёл к стоящей возле двери бочке, снял крышку. В комнату ударил сытный хлебный запах.