Книга Мираж черной пустыни - Барбара Вуд

На толстой раме была растянута белая канва, которая стала для Роуз смыслом ее жизни. Она вышила на ней контуры будущего рисунка, сделала своего рода вышивку-эскиз. На одной стороне начинала материализовываться гора Кения со скалистой вершиной и нависшим над ней облаком, вышитым жемчужно-белой ниткой; холмы, которые будут вышиты флорентийским стилем персидскими нитками; джунгли с их веревками-лианами и зарослями кустарников начинали медленно оживать с помощью вышивального шелка и французских узелков. В мыслях Роуз видела свою картину — готовую, дышащую, живую. На ней оставалось только одно незанятое место: немного в стороне, между двух искривленных деревьев. Остальная часть пейзажа была завершенной: каждое место имело свой предмет, и каждый предмет имел свое место.

За исключением этого загадочного пространства. И как бы она ни изучала его и ни старалась чем-нибудь заполнить, ничего не выходило. Оно было единственным пустым местом в вышивке Роуз, которое невозможно было чем-либо заполнить.

Миссис Пемброук выразительно прочистила горло. Роуз подняла голову и, к своему огромному удивлению, увидела идущего между деревьев Валентина.

Он поднялся по ступеням беседки, стряхнул с себя дождевые капельки и сказал:

— Я бы хотел остаться с женой наедине, если вы не возражаете.

Никто не двинулся с места. Удивленная Роуз внимательно посмотрела на мужа, пытаясь угадать его настроение. Затем кивнула няне, и та вышла, прихватив с собой Мону и девочку-африканку.

Оставшись с женой наедине, Валентин опустился рядом с ней на одно колено.

— Я тебе помешал? — тихо спросил он.

— Ты никогда раньше не приходил сюда, Валентин.

Он взглянул на вышивку. Пунктирные контуры, сделанные разноцветными нитками, казались ему полной бессмыслицей, тем не менее он похвалил жену. Затем спросил:

— Ты счастлива здесь, Роуз?

Его лицо находилось на одном уровне с ее лицом; она видела, сколько нежности и любви было в его глазах.

— Да, — прошептала она. — Я счастлива здесь, Валентин.

— Ты же знаешь, что это все, чего я хочу, — чтобы ты была счастлива.

— Я знаю.

— Той ночью, во время рождественской вечеринки, Роуз, то, что я сделал…

Она прикоснулась кончиками пальцев к его рту.

— Мы не должны говорить об этом. Никогда.

— Роуз, мне необходимо поговорить с тобой.

Она кивнула.

— Я слышала о том, что случилось с миссис Вест, Валентин, мне очень жаль.

В его взгляде появилось страдание. Он с силой сжал спинку ее стула.

— Я люблю тебя, Роуз, — сдавленным голосом произнес он. — Ты веришь мне?

— Да, Валентин.

— Я понимаю, что после всего я не могу рассчитывать на твою любовь, но…

— Я очень люблю тебя, Валентин.

Он заглянул в ее светло-голубые глаза и понял, что она говорит правду.

— Мне нужен сын, — тихо сказал он. — Ты должна понять это. Мне нужен сын, чтобы он унаследовал то, что я создал.

— А разве Мона не сможет этого сделать?

— Конечно нет, дорогая. Ты же это знаешь.

— Ты хочешь, чтобы я родила тебе сына? — спросила она.

— Да.

— Это пугает меня, Валентин.

— Я не сделаю тебе больно, Роуз. Я никогда не заставлю тебя страдать. Больше мне не к кому обратиться с такой просьбой, — он склонил голову. — Если ты сделаешь это для меня, я дам тебе обещание. Роди мне сына, Роуз, и я больше никогда не войду в твою спальню.

Она прикоснулась холодной, тонкой рукой к его щеке. В ее глазах появились слезы. Валентин вернулся к ней; и он любил ее.

— Тогда я согласна на это, — решила она.

12 августа 1922 года лорд Тривертон наконец получил долгожданного сына и наследника. Роуз выполнила свою часть сделки. А Валентин — свою.

Часть третья

1929

21

Мона только что решила, что готова к побегу. Ей лишь нужно было выбрать подходящий момент.

Ее мрачный взгляд блуждал по заполненным людьми улицам Парижа, которые проносились за стеклом их лимузина, направляющегося к вокзалу. Она разглядывала пешеходов на тротуарах, затем обернулась, чтобы рассмотреть замершую на минуту процессию из блестящих на солнце лимузинов. Мона ехала вместе с матерью в первой машине, в следующей была Сати, индианка — няня Моны, личный секретарь леди Роуз и маленькая африканская девочка по имени Нджери. Еще две машины, заполненные многочисленным багажом и коробками с покупками Роуз, с сидящими в них двумя служанками, следовали за ними. Все вместе эти блестящие черные машины с задернутыми занавесками на окнах, скрывающими пассажиров от посторонних взглядов, представляли собой редкое зрелище. Весь кортеж направлялся к площади Согласия.

Мона чувствовала, как тяжело у нее на душе. За эти восемь недель, проведенных в Париже, преимущественно в стенах отеля «Георг V», потому что шум и толпа раздражали Роуз, Мона так и не смогла отговорить свою мать от поездки в Суффолк. Теперь же они направлялись на вокзал, где должны были пересесть на паром, который доставит их в Англию. Мону оставят там.

Какой же это отвратительный город с гротескными зданиями и обнаженными статуями, странными мостами, переброшенными через холодную широкую реку. Первый взгляд на Париж ужаснул Мону. Она никогда прежде не видела такого множества людей, никогда не слышала такого шума. Небо едва проглядывало в разрывах между крышами. Это напоминало ей ульи, которые делало племя Вакамбы. Все в Париже куда-то спешили. Люди торопливо бежали по тротуарам с поднятыми воротниками, их лица были покрасневшими и измученными. Они перебегали с одной стороны улицы на другую, шли по асфальту от одной каменной стены к другой. Здесь не было ничего природного, естественного, все было спланированным и организованным. Из окон и дверей домов раздавались звуки джаза, дико разряженные американские девушки приглашали своих кавалеров посидеть в уличных кафе, демонстрировали всем свои сигареты и шелковые чулки. Мона хотела вернуться домой, назад в Белладу, в миссию тети Грейс. Ей хотелось снова свободно носиться, сбросить с себя эти ужасные тряпки, которые мать купила ей в каком-то месте, которое называлось салоном. Она мечтала вновь оказаться рядом с друзьями — Гретхен Дональд и Ральфом, которому было уже четырнадцать лет и который был так хорош собой, что Мона по уши влюбилась в него.

Почему, почему ей надо уехать из Кении?

— Мама, — она бросила пробный шар.

Роуз не подняла головы и не оторвалась от романа Скотта Фицджеральда, который читала в этот момент.

— Да, дорогая?

— Не могли бы мы на некоторое время отказаться от этого? Пока я немного не подрасту?